Имя мне — Легион
Шрифт:
— Извини.
— А где сам Юнгер? — спросил он, когда мрак рассеялся и люди встали с кресел.
— Наверное, возле чаши с пуншем. Или под столом.
— Под стол ему вроде бы рановато. — Мур поежился. — Между прочим, что мы здесь делаем? Почему ты потребовала, чтобы мы прилетели на этот Бал?
— Потому что сейчас — сезон милосердия и любви…
— И веры, и надежды, — с усмешкой подхватил он. — На сантименты потянуло? Хорошо, я тоже буду сентиментален. Ведь это так приятно.
Он поднес к губам ее руку.
— Прекрати.
— Хорошо.
Он поцеловал ее в губы. Рядом кто-то расхохотался.
Она покраснела, но не отстранилась.
— Решила выставить меня на посмешище? — спросил он. — И себя? Учти, я не остановлюсь на полпути. Объясни, зачем мы явились сюда и на весь мир заявили о своем уходе? Мы могли бы просто исчезнуть. Проспали бы до весны, а затем…
— Нет. Я — женщина. Для меня Бал, последний в году и в жизни, — слишком большой соблазн. Мне хотелось надеть на палец твой подарок. Мне хотелось видеть их лица и знать, что в глубине души они нам завидуют. Нашей смелости и, может быть, нашему счастью.
— Ладно. Я пью за это. И за тебя. — Он поднял и осушил бокал. В павильоне отсутствовал камин, куда можно было бы его красиво бросить, поэтому Мур поставил его на стол.
— Потанцуем? Я слышу музыку.
— Подожди. Посиди спокойно, выпей еще.
Когда все часы Лондона пробили одиннадцать, Леота поинтересовалась, где Юнгер.
— Ушел, — ответила стройная девушка с фиолетовыми волосами. — Сразу после ужина. Наверное, несварение желудка. — Она пожала плечами. — А может, отправился на поиски «Глобуса».
Леота нахмурилась и взяла со стола бокал.
Потом они танцевали… Мур не видел павильона, по которому двигался в танце, не замечал сотен безликих теней… Для него они были персонажами прочитанной и закрытой книги. Сейчас для него существовали только танец и женщина, которую он держал в объятиях.
«Я добился, чего хотел, — подумал он, — и, как прежде, хочу большего. Но я преодолею себя».
Стены павильона были облицованы зеркалами. В них кружились сотни Элвинов Муров и Леот Мэйсон. Так они кружились вот уже семьдесят с лишним лет на всех Балах Круга: в «Небесном Приюте» среди тибетских снегов и в «Сундуке Дэви Джонса», на околоземной орбите и в плавучем дворце Канаяши, в пещерах Карлсбада и в древнем дельфийском храме. Но этот рождественский Бал для них был последним. «Спокойной ночи, леди, спокойной ночи, леди…»
Леота молчала, прижимаясь к Муру. Ее дыхание обручем охватывало его шею.
«Спокойной ночи, спокойной ночи, спокойной ночи», — слышал он собственный голос.
Они ушли в полночь, с первыми ударами колоколов. Садясь в такси, Мур сказал водителю, что они устали и вернутся пораньше.
Они объехали стратокрейсер и высадились возле «Стрелы», на которой прилетели сюда. Ступая на пушистое белое руно, покрывающее взлетно-посадочную площадку, мужчина и женщина приблизились к меньшему кораблю и поднялись по трапу.
— Может быть, сделать освещение более ярким? Или, наоборот, менее ярким? — спросил голос, когда Лондон с его часами и знаменитым мостом исчез во мраке.
— Менее.
— Может быть, желаете поесть? Или выпить?
— Нет.
— Не хотите ли еще чего-нибудь? — Пауза. — Например, прослушать научную статью на любую интересующую вас тему? — Пауза. — Или что-нибудь из художественной прозы? — Пауза. — Или из поэзии? — Пауза. — Не угодно ли просмотреть каталог мод? — Пауза. — Или вы предпочитаете музыку?
— Музыку, — выбрала Леота. — Легкую. Не такую, как ты любишь, Элвин.
Мур задремал. Минут через десять он услышал:
Наш хрупкий волшебный клинок С огненной рукоятью Рассекает мрак Под крошечной меткой Полярной звезды, Обрезая заусенцы Миниатюрной геенны, Разливая свет, От которого не светлей. Бусины песенных строк, Летящие на острие клинка, Вылущиваются, выскакивают И нанизываются на нитку Идиотской темы. Сквозь хаос, Выпущенный на волю И теснящий злосчастную логику, Черные нотные знаки Несутся наперегонки с огнем.— Перестань, — пробормотал Мур. — Мы не просили читать.
— Я не читаю, — возразили ему. — Я сочиняю.
Мур повернулся на голос, и кресло мгновенно изменило конфигурацию. В нескольких рядах от него с подлокотника кресла в проход свешивались чьи-то ноги.
— Юнгер?
— Нет, Санта-Клаус. Ха-ха!
— Что ты здесь делаешь? Тоже решил вернуться пораньше?
— Ты сам ответил на свой вопрос.
Фыркнув, Мур уселся в прежнюю позу. Рядом с ним ровно дышала Леота. Ее кресло превратилось в кровать.
Мур смежил веки, но присутствие Юнгера не давало ему вернуться в приятную дремоту. Он услышал вздох и нетвердые шаги, однако не открывал глаз, надеясь, что Юнгер упадет и уснет. Но поэт не упал.
Внезапно по салону раскатился торжественный и жуткий баритон:
В больнице святого Иа-акова я детку свою отыскал. Холодная, милая, сла-авная лежала на длинном столе…Мур ударил левой, целя в солнечное сплетение. Промахнуться было невозможно, но удар получился слишком медленным, Юнгер успел поставить блок и с хохотом отступил.
Леота села и потрясла головой.
— Что ты здесь делаешь?
— Сочиняю, — ответил Юнгер. — Сам. — И добавил: — С Рождеством.
— Иди к черту! — буркнул Мур.
— Мистер Мур, я поздравляю вас с женитьбой.
— Спасибо.
— Позвольте поинтересоваться, почему я не был приглашен?
— Мы решили не праздновать.
— Леота, это правда? Старого товарища по оружию не пригласили на свадьбу только потому, что он недостаточно казист, на ваш утонченный вкус?