Имя мое — память

Брешерс Энн

— В прошлый раз волосы у тебя были длиннее, и в них не было этих… штук, что ты носишь.

— Гребней?

— Да. Они были темнее, но глаза почти такие же.

— Я думала, они были черные.

— Да, другого цвета, но такие же. Похожие в чем-то главном. Глядя в эти глаза, я видел того же самого человека, что и сейчас.

Она кивнула головой. Температура у меня поднималась так высоко, что София во всем мне потакала.

— Последний раз я видел тебя, когда ты была совсем маленькой девочкой. Тебе было лет шесть.

— Как

такое могло случиться? Ты вырос не здесь, в Кенте?

— Нет, я увидел тебя в Греции.

— Я никогда не бывала в Греции.

— Нет, бывала. Тебе было очень плохо. — Моя лихорадка действовала как сыворотка правды. Я чувствовал, как глаза мои наполняются слезами, но сдерживался. — Я пытался тебе помочь. Дай посмотреть твою руку. — Закрыв глаза, я попытался вспомнить. — Левую.

Она неохотно протянула мне руку.

— Подними рукав. Уверен, у тебя там есть отметина. Вот здесь.

Я указал место на рукаве ее кофты.

Она внимательно посмотрела на меня. Не предполагалось, что пациенты станут просить ее обнажиться и она это сделает. Но она была любопытна. Сняла свой кардиган, связанный из хорошей зеленой английской шерсти, и высоко закатала рукав нижней блузки, чтобы показать мне руку. Я так пристально смотрел на нее, что она покраснела.

На нижней стороне ее руки, на нежной коже, чуть ниже подмышки виднелось коричневое родимое пятно, вытянутое вдоль руки. Мне хотелось дотронуться до него, но я сдержался. Это сокровенный участок человеческого тела, редко выставляемый на всеобщее обозрение, особенно у английской девушки.

— Откуда ты узнал? — спросила она. — Ты видел его раньше?

— Как я мог видеть его раньше?

Она дернула плечами.

— В Греции.

Я рассмеялся во всю силу своих больных легких.

— Да. Но тогда все было гораздо хуже.

И вновь я почувствовал на глазах слезы. Высокая температура в сочетании с присутствием любимой девушки, которую не видел пятьсот лет, способна обнажить душу человека.

— Что тогда случилось?

Мне совсем не хотелось рассказывать ей об этом.

— Страшно подумать. Не знаю. Наверное, у тебя была нерадивая мать, если вообще была.

Она была потрясена.

— А сейчас?

— Ты о матери?

— Нет, о родимом пятне. Почему оно у меня есть?

— Понимаешь, с каждым новым рождением тело начинает жизнь обновленным и чистым, но со временем ты отпечатываешь на нем свою личность. Человек продолжает держаться за приобретенный опыт: телесные повреждения, несправедливость и большие романы тоже. — Я бросил на нее взгляд. — И хранит все это в суставах, органах и на коже. Даже если он ничего не помнит, все равно несет прошлое с собой.

— А ты помнишь?

Она смотрела на меня тем же снисходительным взглядом, но менее уверенно.

— Мы все помним.

— Потому что воплощаемся вновь и вновь?

— Большая часть людей.

— Но не все?

По ее лицу можно было понять,

что она искренне заинтересована.

— Некоторые живут лишь однажды. Другие — несколько раз. А третьи проживают одну жизнь за другой.

— Почему?

Я опустил голову на подушку.

— Трудно объяснить.

— А ты?

— Я жил много раз.

— И все помнишь?

— Да. Этим я отличаюсь от многих людей.

— Точно. Ну а я?

— Ты тоже прожила много жизней. Но память у тебя посредственная.

— Ясно. — Она рассмеялась. — А ты знал меня во всех жизнях?

— Я старался. Но нет, не во всех.

— А почему я не могу вспомнить?

— Можешь. Воспоминания где-то у тебя внутри. Сама того не сознавая, ты воздействуешь на них. Они определяют то, как ты реагируешь на людей, то, что ты любишь и чего боишься. Многие из твоих нелогичных поступков показались бы более разумными, если бы ты увидела их в контексте всей своей долгой жизни.

Просто поразительно, о каких вещах я желал бы ей рассказать, если бы она пожелала выслушать. Я коснулся края ее рукава.

— Я знаю о тебе достаточно много, чтобы предположить, что ты любишь лошадей и тебе, вероятно, снятся про них сны. Наверное, иногда тебе снится пустыня и то, как ты принимаешь ванну под открытым небом. Твои ночные кошмары обычно связаны с пожаром. У тебя проблемы с голосом, а иногда с горлом — это твое слабое место…

На ее лице отразилось восхищение.

— Почему?

— Давным-давно тебя задушили.

— Кто?

— Твой муж.

— Ужасно. А почему я вышла за него?

— У тебя не было выбора.

— А ты знал этого человека?

— Он был моим братом.

— Надеюсь, он давно умер.

— Да, но, боюсь, через века пронес свою злобу.

По ее лицу было видно, что она пытается сообразить, как реагировать на мои слова.

— Ты медиум? — спросила она.

Я с улыбкой покачал головой.

— Все медиумы, если они чего-то стоят, обладают памятью о прошлых жизнях. А также и большинство людей, которых мы считаем душевнобольными. Пожалуй, психиатрическая лечебница — место с наибольшей концентрацией людей, имеющих частичную память. У них возникают озарения и видения, порядок которых обычно нарушен.

Она посмотрела на меня с сочувствием, думая, не оттуда ли я сам.

— И у тебя тоже так?

— Нет. Я помню все.

Вашингтон, округ Колумбия, 2007 год

Это место находилось очень далеко от трейлера мадам Эсме. Это был офис в здании неподалеку от Висконсин-авеню в Верхнем Джорджтауне. Там был действующий лифт, приемная и на стене — дипломы в рамках. В отношении Эсме Люси сомневалась, был ли у той диплом о среднем образовании, но этот парень имел дипломы Хаверфорд-колледжа, медицинского колледжа Корнелла, больницы при университете Джорджтауна и нескольких других учреждений.