Имя палача
Шрифт:
Хадден сильно затянулся и почувствовал, как остро кольнуло в груди. Вечерняя луна, такая родная в этих широтах, неожиданно глянула на него злым, недобрым глазом.
– Вы не говорили мне об этом, – произнес он.
– Вас слишком давно не было дома, – отозвался Харик. – Не мне винить вас, но Глидда… Ваш дом, Джеш? Что будет с домом?
– Я найду даму своего уклада, – решительно произнес Хадден. – Но это произойдет не завтра и жена моя не будет северянкой. Уд мой крепче пушки, и думаю, на пятерых-шестерых сыновей меня хватит. Но вы, Харик, что мешает вам взять хотя бы парочку детей в усыновление? На Севере это невозможно, но Столичная Марка кишит сиротами! Что, снова Глидда?
– Ваш брат, – вздохнул Харик.
– Помилуйте,
– Джеш, Глидда просто не хотела говорить вам. Ваш брат просил деньги со дня смерти вашего почтенного батюшки, и не просто просил, а угрожал приехать и поднять против нас здешний клир. Вся наша прошлая бедность – это не только плохие урожаи, это те тысячи и тысячи, которые мы вынуждены были отправлять ему каждый месяц. Именно поэтому мы и предохранялись от зачатия, боясь даже думать о детях, а когда решились – для Глидды, насколько я понимаю, было уже поздно. Первые роды чуть не убили ее, я сделал все, что мог, но дальше о потомстве говорить уже было нельзя. При всей живости ее характера Глидда, увы, очень слаба женским здоровьем. Здесь нет ее вины – рожать ей нужно было в юности, но сперва преградой тому был отец, не отпускавший ее от себя, а потом – брат, избравший себе путь клирика.
Хадден тяжело вздохнул и выколотил трубку о каблук. Мать он помнил плохо – огромная, неистово скандальная, она умерла, когда ему было всего десять лет, и с тех пор в доме хозяйствовала Глидда. Тихий, крохотный отец, отставной кавалерийский полковник, награжденный множеством королевских орденов, предпочитал отсиживаться в своей комнатке под куполом боковой башни, выбираясь оттуда лишь для того, чтобы раз в месяц съездить в городок за заказанными в столице книгами. Женился он на шестом десятке, исключительно в силу необходимости продолжения рода. Маленький Джеш однажды стал свидетелем безобразной сцены, когда широченная, с трудом передвигающаяся мать пыталась бить его своими громадными кулаками прямо в трапезной зале на первом этаже. Сперва отец терпел, уговаривал ее уняться, а потом, вдруг вспыхнув, прыжком отскочил к стене и сорвал с креплений длинный прямой меч одного из предков. Острие давно потемневшего клинка уперлось в громадный неподъемный живот, и только тогда мать угомонилась: все еще бормоча страшные угрозы, она потащилась к себе. Мать и старший брат все время ели, это он тоже помнил достаточно отчетливо. Они вместе ели постоянно, за исключением того времени, которое братец отводил молитвам, а молился он много.
– Надеюсь, этот чокнутый ублюдок все-таки помрет от обжорства, как мамаша, – пробормотал Хадден. – Вот, кстати, Харик, вы смотрите за Глиддой? Что-то мне показалось, что она здорово раздалась в последнее время.
– Н-нет, в ней как раз больше от отца, нежели от матери, – усмехнулся Харик. – Старый барон, да пребудут в мире его кости, был мужчиной редкой выносливости. Дожить до таких лет и умереть просто от старости, с его-то жуткими ранениями, – это мало кто сможет. Вы знаете, я досматривал его до последних дней, скажу вам как врач, я был просто поражен. Он умер вполне здоровым человеком, просто срок пришел! Вы и Глидда унаследовали от семьи матушки крепость скелета, но ничего более. Вам, Джеш, можно обжираться хоть до потери сознания, толстым вы не станете.
– Но урок я помню, – мрачно ответил Хадден. – В последние годы мать уже почти не могла ходить и все же постоянно ела. Да, точно! Она уже не могла подняться на второй этаж и поэтому спала в той комнате, где сейчас живут служанки! По-моему, она ела жирное мясо и белый хлеб вообще все время, не останавливаясь. Все время! Я помню ее вечно жирные руки, ее ужасный запах. Зачем отец, человек с королевской пенсией, решил на ней жениться – не понять. Никогда я не возьму в жены девушку из хорошей семьи, на которую мне тошно смотреть. Нет уж, Харик, я найду себе вдовушку с капиталом, в добром соку, и привезу ее сюда, а тут она нарожает мне целый выводок новых барончиков…
– Так было бы лучше для всех. – Харик слабо улыбнулся, поскреб подбородок и качнул головой. – Но ваш брат помешает вам это сделать. Или же вы прикончите его: другого выхода уже нет.
Чердачный люк, расположенный в потолке старой комнаты Джеша Хаддена, вел не совсем на чердак, – в крохотную мансарду, которую дед его, заново выстроив дом на древнем фундаменте, поднять поднял, а как ее использовать, так и не придумал. Хуже того, внешняя лестница, что должна была идти к мансарде по торцовой стене, обвалилась через несколько лет после постройки, в дальнейшем попасть туда можно было только через этот самый люк.
В мансарде хранилось всякое барахло, может, и ценное, но никак не применимое в хозяйстве. Книги двухсотлетней давности, адмиральский мундир одного из пращуров, пара старинных винтовок, под которые не найти было патронов, свадебные пояса прабабок и прочий хлам, неизбежно скапливающийся у семьи, много веков живущей на одном и том же месте. Мальчишку Джеша туда пускали нечасто и только под присмотром отца. Со временем он, конечно, перерыл все, или почти все, в том числе и сундук с бумагами, оставшийся от основателя баронской фамилии инженера Арвела Хаддена, которого, надо сказать, в доме поминали редко. Иные кичатся родословной в три столетия, заказывая художникам портреты первого дворянина в роду, чтобы развесить их где только можно, но, увы, Хадденов все это не интересовало. Бесконечные, из поколения в поколение, семейные неурядицы и скандалы из-за неудачных браков отбили у них желание чтить предков.
Здоровенный сундук, обитый растрескавшейся зеленой кожей, особого интереса у Джеша не вызывал. Там лежали какие-то альбомы в обложках из лакированного картона, большие папки со странными рисунками, пара ящиков со сломанными замками. Ящики кто-то обмотал проволокой, так что юный Хадден до их содержимого не добрался, и еще бронзовый конический снаряд, высверленный изнутри. На снаряды современных пушек он был похож, но не более. Повертев его однажды в руках, Джеш отложил старинную вещь в сторону и забыл про нее навсегда. После того как он вступил в первый свой полк, о чердаке Хадден позабыл почти напрочь. Визиты домой случались нечасто, и лишь иногда, лежа в кровати и глядя в потолок, он видел контуры люка. Тогда вспоминались сундуки, обтянутые парусиновыми чехлами ящики и ощущение тайны, такое яркое в детстве.
Ключ от врезного замка люка Глидда искала долго. Сперва в своих шкатулках, потом в комоде, а нашелся он в конце концов на дне одного из ящиков массивного буфета, что стоял на кухне.
– Сто лет бы я про него не вспомнила, – сказала она, отдавая ключ Хаддену.
– А чего вспоминать-то? – невесело усмехнулся тот.
Инго ждал его в просторной гостиной на первом этаже. Несмотря на изобильный ужин с вином, юноша выглядел вполне бодрым и отдохнувшим. Ветер северной весны веселил его, придавая новый вкус ощущению жизни, здесь по-иному пахли все цветы и по-своему пели птицы.
– Идемте, – позвал его Хадден и указал на скрипучую боковую лестницу, что вела на второй этаж через левое крыло дома.
– Нам, наверное, потребуется лестница? – заметил Инго.
– А-ай, обойдемся. Там очень низкий потолок. Мальчишкой я становился на стол и вполне дотягивался до края люка. С тех пор, знаете ли, я изрядно вырос!
Принц с сомнением приподнял брови, но возражать не стал.
Рядом с поджарым и гибким офицером он чувствовал себя неловко. Хадден побывал во многих заморских странах, путь в которые был для принца закрыт по определению, превосходно владел оружием и вообще видел множество таких вещей, о которых Инго, наверное, даже и не подозревал. При всем при том барон Джеш вел себя с принцем дружелюбно, хоть и с некоторым оттенком протокольной почтительности. От этого, пожалуй, было еще хуже.