Инь vs Янь. Книга 1
Шрифт:
которые придумала вчера.
Наплевав на тяжелый жар, что уже начал скручиваться болезненным клубком внизу моего живота, я гневно взбрыкиваю, пытаясь сбросить с себя этого подонка, бросившего меня опять, как чертову вещь. Но это не удается, и я тогда, резво извиваясь и лягаясь,
выскальзываю из под Рамзина, но теряю при этом эти дурацкие штаны.
— Смотрю, ты в настроении сделать это побыстрому? — слышу я его насмешливый голос и разворачиваюсь, чтобы наткнуться на взгляд карих глаз, в котором тлеет откровенный голод, и губы, искривленные в столь привычной
Рамзин лежит на животе и проходится хищным взглядом по моим оголившимся ногам.
— Ты, мать твою, бросил меня! — яростно выплевываю я и пытаюсь отползти подальше и прикрыться. — Ты урод, Рамзин! Я, потвоему, кто? Вещь твоя? Захотел взял, не захотел поставил в угол, пусть стоит?
Рамзин стремительным движением вдруг подбрасывает свое тело вверх, хватает меня за лодыжки и дергает на себя. Моя задница быстро скользит по простыням, и в следующую секунду я оказываюсь под большим твердым мужским телом,
вклинившимся бедрами между моих беспардонно раздвинутых ног. Твердым причем повсюду. Рамзин полностью одет в костюм, и даже галстук на месте.
— Мне нужно было улететь, — слегка нахмурившись говорит он. — Прости, я не думал, что это дело займет столько времени.
Я открываю рот в изумлении, потому что в его голосе и выражении лица самое настоящее раскаянье. Даже трясу головой,
боясь, что у меня глюк.
— Рамзин, ты же не рассчитываешь, что после того, как ты бросил меня тут совсем одну в хренов шторм, без связи и без возможности получить помощь в случае чего,
ты можешь потом явиться и сказать «прости»,
и я и в самом деле растаю и предложу побыстрому отыметь меня в знак примирения?
–
я стараюсь спихнуть с себя этот вариант железного человека, само собой, без всякого успеха.
Он неожиданно хитро улыбается и трется своими губами об мои, дублируя это таким же трением своей выпирающей сквозь штаны эрекции об мою чувствительную сердцевину.
Я сжимаю зубы и сжигаю его взглядом.
— А разве нет? — нахально мурлыкает он у самого моего рта, искушая близостью. — Я
слышал, что примирительный секс — это нечто фееричное. Хотя я сейчас так хочу тебя, что соглашусь на что угодно.
— Я не соглашусь, похотливое ты животное!
Ну-ка слезь с меня! — и я снова толкаю его.
Рамзин глубоко вздыхает, создавая трение своей грудной клетки по моим уже нудящим соскам, и скатывается с меня.
— Яна, не было никакого шторма. Просто очень свежий ветерок, — откровенно подлизывается он.
— Пофиг, — огрызаюсь я. — А если бы со мной что-то случилось?
— Я бы сразу узнал и примчался тебя спасать, — и улыбается как дурак.
— Пошел ты, Рамзин. Что бы ты сейчас ни сказал, это не изменит того, что ты обращаешься со мной отвратительно, на что у тебя нет никакого права.
Он хмурится и трет переносицу так, словно у него болит голова.
— Черт, Яна, разве мы не можем просто хоть раз для разнообразия повести себя, как обычные люди?
— Тебе-то откуда знать, как ведут себя нормальные? В кино видел? — продолжаю кусаться я.
Рамзин растягивается на спине, забрасывает обе руки за голову и смотрит на меня пристально и как-то устало, что ли. В этот момент вечная аура его жесткой властности словно прорывается, и я будто заглядываю в эту дыру в его плотной атмосфере и вижу совсем иного Рамзина. Нет, не мягкого мимимишку, это точно никогда не будет про этого мужика. В этот момент он показывает мне свою потребность в тепле, в близости гораздо большей, чем может дать просто секс. Хотя… может, я опять попадаю в плен собственного желания видеть то, чего нет на самом деле, и леплю в моем воображении те его эмоции, которых не существует. Но я не отвожу глаз, впитывая Рамзина именно таким,
не зная, увижу ли такое еще.
— Ты ведь хочешь меня, Ян. Действительно хочешь, — уже без тени усмешки или обычного наглого превосходства говорит он. — У меня тоже все нутро узлами сворачивает от желания оказаться в тебе. Почему тогда это должно быть так сложно?
Могу назвать ему сто тысяч причин, и при этом под этим его взглядом не вспоминается ни одна. Кончики пальцев покалывает от желания потянуться к нему, провести по его щеке, по морщинкам на лбу, по жестким губам, что умеют вынуть из меня душу.
Хочется самой медленно раздеть его, ласкать ртом и руками, заставить сжимать в кулаках простыни, стонать, изгибаясь и теряя контроль. Видеть, как он будет слетать с катушек от сжигающего до тла желания. Да,
мне так сильно этого хочется сейчас, когда он вот такой обычный, открытый, не укутанный в его вечную твердокаменную оболочку. Но я если поддамся всем этим желаниям, то обратно уже не смогу повернуть. Я и так уже в нем настолько увязла, что и признаться себе страшно, если одного такого взгляда достаточно для того,
чтобы я забыла и злость, и обиду, и то, что,
скорее всего, он станет собой обычным раньше, черт возьми, чем вытащит из меня свой член. Все, что между нами происходит изначально неправильно, как-то вывернуто наизнанку.
Поэтому я встаю и, выдергивая из-под
Рамзина свои пижамные штаны, одеваю их,
ощущая на своей коже жар, как будто он хочет сжечь этот кусок ткани глазами.
— Потому что ты сам сделал все это таким сложным, Рамзин, — отвечаю я. — Неужели ты думаешь, что все можно поменять в мгновение ока просто потому, что ты так решил?
— Так наша проблема все же в наличии времени, — он не спрашивает, а как будто подтверждает что-то самому себе.
Резко выдохнув, Рамзин поднимается с кровати и идет в сторону кухонной зоны, по дороге снимая пиджак и галстук и расстегивая рубашку.
— Кстати, ты никак не прокомментировал мою перестановку, — говорю я в его широкую спину.
— Мне плевать, где стоят вещи. Если хочешь,
можем их хоть в море вышвырнуть, -
безразлично говорит он.
На столе стоят бумажные пакеты, которые он, видимо, привез. Бросив свою рубашку на кухонный мягкий табурет, Рамзин достает из одного из них бутылку вина, и мои брови ползут вверх от удивления.