Иная Кровь
Шрифт:
– Сбавь темп, приятель. Сейчас вилка будет, один ствол пойдет вниз, а другой вверх. Вода вся в дробильню уйдет. Спасемся! А вот тринадцатому забою хана.
Когда узкий канал вентиляционный шахты вывел их к людям, Каю показалось, что он постарел лет на десять. Тиль встретил их как обычно спокойно – словно они и не спасались от смертельного прорыва, а вернулись из похода к соседям за продуктами. Узнав, что вода затопила четыре забоя вместе с дробильней, он нахмурился и грустно вздохнул. Кай его не понимал. После известия о гибели сородичей Тиль не выказал особой скорби, даже вздоха сожаления не издал. А шахты ему, значит,
– Сегодня можете не работать, – буркнул он, кивнув Тупэ с Каем, и быстро скрылся в боковой штольне. Решил оплакать мертвых сородичей без свидетелей?
Но поведение Тупэ поразило его сильнее равнодушия Тиля Голубоглазого. Едва обсохнув у очага, гном уже хвастливо рассказывал об их спасении, уплетая за обе щеки мясную похлебку и окуная нос в пиво, которое ему щедро подливали благодарные слушатели. Скорбящим никто не выглядел, да и атмосфера в кухне больше напоминала праздник – постоянно прибывали новые гномы, желающие услышать захватывающую историю. Кто-то пытался подсесть к Каю, но убедившись, что легче поговорить с куском угля, уходил к Тупэ.
Кай не выдержал первым и, улучив минуту, когда гном отправился отлить, схватил его за плечи, прижав к стене.
– Да что с вами такое? – воскликнул он, удивленный тем, что творившееся у него на душе не хотело превращаться в слова. Внутри кипел гнев, и на губах рождалось лишь бессвязное рычание.
– А что случилось? – растерянно заморгал Тупэ и схватился за ремень. – Ой, сейчас лопну, честное слово, лучше пусти.
– Азот, Кобальт и Кальций погибли! – наконец, выдохнул Кай.
– Ну да, – все еще недоумевая, ответил Тупэ и с беспокойством поглядел в сторону уборной.
– И это все, что ты можешь сказать?
– Эй, парень, – Тупэ сердито убрал руки Кая со своей куртки. – Сегодня утонули они, завтра сдохнем мы. Какая разница, кто первый?
– Но так нельзя! – выдохнул от возмущения Кай.
– Почему нельзя? – пожал плечами гном. – Это шахта, здесь все когда-нибудь умирают. Обвалы, взрывы, затопления, выбросы угля и газа – мне продолжить? К тому же ребята сами на Ремкина напоролись.
– На кого?
– На Ремкина, – теперь настала очередь Тупэ возмущаться. – Помоги мне, Калюста, не обмочить штаны! О стуканцах слышал?
Кай кивнул. Гномы верили, что стуканцы – это духи, которые живут в штольнях, стучат кирками и бегают по пустым забоям. Они могли указать на рудоносную жилу, а могли и убить. Одни гномы утверждали, что нужно много руды бить, тогда стуканцы тебя не тронут, другие верили, что все дело – в чести и дисциплине.
– Ну вот, – буркнул Тупэ. – Ремкин у них главный. Будешь породу хорошо бить, аккуратно, он тебе поможет, а если начнешь на забое хулиганить или, как эти двое, драться, завалит или затопит. Смотря, какое у него настроение.
– Но Кобальт…
– А Кобальт смотрел, – перебил его Тупэ. – Это тоже считается. На забое надо руду колотить, а не развлекаться.
– Ты тоже смотрел! – возмутился Кай.
– Я – другое дело, – отрезал гном. – Во-первых, я за всю жизнь больше Кобальта угля набил, поэтому Ремкин меня и выпустил. А во-вторых, я в Калюсту верую, а не в какую-то там Святую Варвару. Калюста своих в обиду не дает, вот и с Ремкином насчет
– Не верю я ни в твоих ремкинов, ни в святых варвар, ни в Калюсту, – в сердцах заявил Кай.
– Ну и дурак, – фыркнул Тупэ. Посмотрев по сторонам, и убедившись, что в тоннеле никого нет, он повернулся к стене и, повозившись со штанами, издал вздох облегчения. Из-под сапога гнома выползла лужица, Кай брезгливо шагнул в сторону.
– На твоем месте, я бы так беспечно от Калюсты не отмахивался, – заявил гном, довольно заправляя штаны. – Он ведь нас в этот мир перенес, от Хищиды укрывает.
Кай непонимающе уставился на Тупэ.
– Да что с тобой говорить, ты же гомункул, – махнул рукой гном и направился к шумевшим в столовой товарищам.
– А ты объясни! – Кай ненавидел, когда ему тыкали на его происхождение.
– Все равно не поймешь.
– Хотя бы попробуй.
– Ладно, – Тупэ резко остановился и ткнул в Кая пальцем. – Но повторять дважды не буду. Вот, что, по-твоему, в пещерах самое страшное?
– Гомозуль! – без запинки выпалил Кай.
– Чушь! Самое страшное – это Хищида или по-другому самодел, который иногда в нижних забоях проступает. Тиль про него не говорит, чтобы лишний раз не поминать вслух. Все в шахтах Хищиду хоть раз да видят, а потом на всю жизнь запоминают. Вот встретишь ее, сразу Калюсту вспомнишь. Тогда только молитвы и помогут.
– Как можно быть страшнее гомозуля? – недоверчиво спросил Кай. – И причем здесь Калюста?
– Молчи лучше. Ты ведь ни первого, ни второго не видел, вот и радуйся. Хищида – это не зверь, а грибок. Заразный очень, может, и в пищу, и в воду проникнуть. Ты все это проглотишь, и еще лет пять счастливый ходить будешь. А потом притопаешь к разрыву – это области такие на Риппетре, где Хищида открыто плещется, – и утопишься. К счастью, сегодня разрывов почти не осталось, разве что у нас, в пещерах. Но и быть отравленным Хищидой – мало приятного. Если отравился, то лучше сразу в разлив с головой. Хуже только если тебя санитарный патруль Корпуса загребет. Их в Корсионе знаешь сколько? Каждый день челноки с отравленными на Псиланту улетают.
– Зачем?
– Как зачем? Опыты на таких ставят. Хищида – главная вражина Корпуса, вот они и пытаются понять, как с ней бороться. Дело-то благое, да только пока одни неприятности, что от нее, что от Корпуса.
– А на что она похожа, Хищида эта?
– На сопли цветные, ни с чем не перепутаешь. Говорят, в самодельских разрывах много утопленников. Их чантами называют. Дело в том, что человек, попавший в Хищиду, вроде как и не умирает, но уже и не живет. Веками в этой жиже существует, а грибок из него мысли вытягивает, и из них всякие форму и сущности строит. Поэтому его также называют самоделом. В том смысле, что грибок может увидеть сны чанта, восхититься ими и сотворить из себя любое нечто. Взять, например, нашего гомозуля. Ну, где в природе ты такое несуразное чудовище встретишь? Это точно не творение Калюсты, гомозуля сделал грибок, подсмотрев кошмар какого-нибудь чанта. И таких тварей там, на поверхности Риппетры, полно. А когда к нам прилетели Дети Неба, они грибок по-научному обозвали – Хищидой. Корпус его очень не любит. Ведь самоделу этому все равно, что повторять – мысли человеческих чантов, затопленные города или попавшие в грибок космические корабли с новейшим вооружением.