Иная судьба. Книга I
Шрифт:
— Конечно. Разумеется.
За пастырем хлопнула дверца. Ловко вскочили на запятки двое монашков с военной выправкой. Карета, запряженная четвёркой великолепных лошадей, на которых ревниво покосился бы конюх его светлости Петер, не спеша покинула тюремный двор.
— Он знает не больше того, что слышали все, — негромко сказал Винсент, глядя вслед карете. — В замке есть несколько его человек, но вряд ли они успели донести последние новости. Сдаётся мне, его высокопреосвященство блефует, стараясь показать, что ему известно больше чем на самом деле.
— Думаешь?
Перед герцогом открыли дверцу его кареты.
— Что ж, посмотрим. Возможно, он просто собирает сведения, на всякий случай. Он, как и я, привык всё вокруг контролировать… Вот что, Винсент, поезжай в Сар немедленно. Мне спокойнее знать, что ты уже в пути.
Капитан всё ещё колебался. Однако, окинув герцога взглядом, кивнул.
— Что ж, теперь ваша очередь получать выговор от матушки. Что-нибудь ей наплетите про мой отъезд.
— Как-нибудь отобьюсь. Езжай. Не хочется подставлять…
«… нашу девочку», — подумали они одновременно. Герцог — потому, что уже привык так называть Марту, Винсент — потому, что привык мыслить его категориями и определениями. Так легче было его понимать. И охранять.
Немедленно так немедленно. Он привык срываться по первому слову. И чаще всего — успевал.
Архиепископ Бенедикт Эстрерский очень любил загадки.
И при всём своём духовном просветлении — в чудеса не верил. Родословную молодой герцогини он узнал вплоть до седьмого колена — пришлось, а потому выходки её, даже самые дикие и кощунственные, уже не удивляли. Возмущали — да, заставляли требовать у герцога определённой компенсации, дабы заглаживать урон, причиненный христианской церкви и некоторым её святыням, но не удивляли. Что поражало — это сам факт, что два года назад его светлости было дано высочайшее разрешение на брак с Анной де Бирс, у которой, как поговаривали, не всё было чисто с кровью, ходили какие-то слухи о похождениях её бабки невесть где и неизвестно с кем… А ведь разрешение на брак дворян давалось непосредственно при участии Святейшего Синода, который располагал уникальной сетью сбора информации, и кому, как не ему, заботиться о чистоте дворянской крови и о том, чтобы поколение новой опоры престола росло здоровым, и физически, и духовно!
… И отчего-то венчание проводил представитель Синода, архиепископ Лютецкий, в замке Фуа, а его, Бенедикта, в это же время отослали с каким-то пустяшным поручением в соседский халифат — улаживать небольшие дрязги между двумя родственными конфессиями, у которых вдруг возникли разночтения одного из Евангелий…
Только год спустя после обручения герцога, увидев своими глазами красавицу Анну, Бенедикт насторожился. Святым он, конечно, не был, несмотря на духовное звание, но с некоторых пор видел людей несколько иначе… и тёмный шлейф ненависти, беспричинной злобы, стлавшийся за герцогиней, разглядел сразу. А уж когда она совершенно случайно вроде бы умудрилась дважды уронить в чаши со святой водой то грязный платок, то кошелёк — чтобы оборванцы кинулись выуживать из воды рассыпавшиеся монеты своими нечистыми пальцами, а сама бесстыдно смеялась и подзуживала — его высокопреосвященство задумался.
Он потребовал собрать о новой герцогине и её родне всё: официальные сведения, слухи, сплетни, самые фантастические нелепицы… Умный человек сумеет отделить грязь от плевел. И вот в одной из очередных грязных сказочек о покойной бабке де Бирс впервые прозвучало слово «суккуба». И что-то подсказывало святейшеству, что наводить справки об этом существе в Синоде пока не стоит. Лучше привлечь собственные источники.
За истекший год архиепископу удалось не только пополнить теоретические знания в изучаемой области, но и обогатить их практикой. Анна была непостижима в своём бесстыдстве, хитроумии, умении прятать концы в воду… После определённых исследований Бенедикт убедился, что на самом-то деле прятал, подчищал, компенсировал последствия всех её художеств никто иной как светлейший супруг, и делал он это отнюдь не из-за обожания, чего поначалу опасался архиепископ, а из-за болезненного самолюбия и горячей любви к собственному честному имени. Со временем Бенедикт проникся невольным уважением и даже восхищением к этому ещё молодому человеку, вся беда которого состояла в том, что, руководствуясь интересами государственной безопасности, он выбрал в жёны девушку, в приданое которой давались несколько приграничных городов. Этот брак ставил точку в давнишнем территориальном споре, точку законную и окончательную. Вот только заплатить за неё пришлось дороговато.
А ещё у его высокопреосвященства возник стойкий диссонанс: между образом вздорной злобной бабы с сиюминутными капризами и последовательностью её действий. Как будто кто-то умело направлял её поступки, вовремя одёргивая, уводя от самой грани очередного крупного скандала… или развода. Видит Бог, Бенедикт охотно походатайствовал бы перед понтификом за расторжение этого брака. Галлии не нужна была… скажем прямо: Галлия в гробу видала подобных герцогинь! Совсем не такая хозяйка нужна была этой стране.
А потому, когда вчера вечером ему доложили, что беглая герцогиня, наконец, поймана и вот-вот предстанет перед судом супруга — его высокопреосвященство удовлетворённо кивнул и приготовился ждать, когда его позовут на отпевание: соответственно высокому статусу новопреставленной.
А когда утром ему доложили, что, оказывается, привезли-то супругу, самую что ни на есть настоящую, а на рассвете выловили и доставили самозванку — его высокопреосвященство не на шутку удивился. Что за игрушки, недостойные взрослого мужчины? И ему загорелось разобраться, всё выяснить — и подумать, как это можно использовать. К тому же, со второй так называемой супругой привезли, вдобавок, и двух умертвий, которых следовало бы допросить и уничтожить по всем правилам, чтобы не поднялись заново. Да ещё эта сумасшедшая догадалась на весь двор завопить о своей беременности, а вот это уже заставило Бенедикта сделать стойку, подобно борзой, учуявшей добычу. Ах, жаль, что новости передавались слишком медленно! Их осведомителю пришлось честно отдежурить на посту, чтобы не возбудить подозрений внеурочным уходом, затем он потерял время, добираясь до резиденции, да пока просочился на приём… Однако — архиепископ привык срываться с места по первому сигналу интуиции. И чаще всего — успевал.
Теперь он доподлинно знал: Анна де Бирс де Фуа д'Эстре умерла, сожжена, и прах её захоронен. Осталось выяснить, кого увёз в комендантской карете его светлость и зачем?
Впрочем, последний вопрос излишен. Трудно осуждать мужчину за то, что он предпочёл змее голубицу.
А вот что из себя эта голубка представляет… Откуда взялась, чем дышит, не подставная ли — от ещё одной, неизвестной пока архиепископу стороны или политической партии, чего от неё ждать, а главное — нужна ли Галлии т а к а я герцогиня?
— Вот что, брат мой…
Сидевший напротив монах с готовностью подобрался.
— Езжай-ка ты, голубчик… Как там называется эта деревушка, где сыскали беглую герцогиню? Не ту, которую герцог самозванкой прилюдно обозвал, а…
— Сар, ваше высокопреосвященство.
— Ах, Сар!
Бенедикт порылся в памяти. Что-то ещё было связано с этим названием.
— Да, вспомнил, — сказал он вслух. — Вспомнил… Езжай-ка ты в Сар и там на месте разузнай, что да как. Откуда там взялась её светлость, на чём приехала — не из воздуха же она появилась! Кто с ней был, как её поймали… Ну, не мне тебя учить. А заодно проведай местного нашего ставленника, что-то слушок о нём нехороший пошёл… прямо скажем — порочащий духовное звание слушок. Проверь. Надо будет — изыми книги, бумаги; полномочия я тебе даю.
И протянул монаху один из перстней со своей именной печатью.
Немедленно так немедленно. Окружение духовного лица хорошо изучило его привычки. Получив благословение, монах постучал в окошко вознице, дождался, пока карета замедлит ход, и выпрыгнул. Перстень архиепископа служил и подорожной, и пропуском, и векселем, по которому можно было ссудить звонкую монету на дорогу.
…А маленькая девушка меж тем сладко спала на широкой герцогской постели и даже не подозревала, что ею не на шутку заинтересовались два столь разных, но могущественных человека. И по какой дороге уведёт их обоих её, Мартина судьба — было ещё неизвестно.