Иная терра.Трилогия
Шрифт:
— Коста… Ты не уйдешь? То есть, конечно, уйдешь… но ты ведь вернешься?
Надо было сказать правду. Или соврать — но так, чтобы она поверила.
Он не смог.
— Не знаю.
— Я без тебя не смогу, — тихо проговорила Катя и уткнулась носом ему в шею.
Коста поверил. Сразу и безоговорочно. А поверив — заставил себя об этом забыть. Она не могла без него — а он не мог, не имел права быть с ней. Ради нее самой — какая фальшивая, по сути, фраза! Жаль, что так оно и было.
— Ты не знаешь меня. Не знаешь, кто я, что я делаю. Если бы ты знала…
— …то это ничего бы не изменило. Я не маленькая влюбчивая девочка, правда. И я знаю, что не смогу без тебя. Не смогу — и все тут.
— Даже если…
— …даже если Ветровский говорил правду. Даже если то, что он говорил — самое малое из того, что ты делал и делаешь. Это ничего не изменит. Это не изменится, даже если я сама этого захочу… — очень тихо прошептала она. Коста повернулся, посмотрел ей в глаза — и ему стало страшно. Потому что она говорила чистейшую правду, которой не могла знать. Но знала.
Так. Стоп. Причем здесь Ветровский?
— Ветровский?
— Да, Стас Ветровский. Он учится в том же вузе, что и я, только на психфаке, — она поняла его непонимание по-своему. — Это еще в прошлом году было… Вскоре после того, как мы с тобой впервые виделись. Он нарисовал тебя и уронил листок, а я подняла и узнала. Он настоял на разговоре, и рассказал, что ты якобы убил его отца. Мы тогда не договорили, пришел Кирилл, и мне удалось сбежать. Потом Стас долго вообще ко мне не подходил, а недавно мы случайно встретились в парке. Он повторил, что ты убил его отца, точнее, что он видел тебя над телом отца, но если он ошибается, он хочет это знать, а если не ошибается, то тоже хочет… извини за сумбурность. Я ему не верю, вернее, я верю, что он верит в то, что говорит, но он просто ошибается…
— Нет, — Коста коротко перечеркнул горевшую в глазах девушки надежду. — Он не ошибается, он говорит правду. Хотя иногда это одно и то же. Но не в этот раз. Я действительно убил его отца.
— За что? — она не понимала.
Но она и не боялась. Косту это одновременно радовало, пугало и злило. Насколько проще было бы обоим, если бы Катя просто отказалась иметь с ним дело!
В глубине души крылатый понимал, что даже если он покажет ей те фотографии, она может и не испугаться. Он прочел это знание в ее глазах и поверил.
— Не знаю. Это был приказ, который я должен был исполнить. Не спрашивай меня об этом, пожалуйста. Я не стану говорить.
— Хорошо, не буду… — она покорно наклонила голову, прижалась сильнее. — Я тебя все равно…
Каким-то чувством Коста успел понять, что она скажет. И отчетливо осознал, что этим словам звучать нельзя.
Он сделал единственное, что мог в том положении, котором находился — накрыл ее губы своими, ловя смертельно опасное признание, впитывая в себя, не позволяя роковой фразе прозвучать.
Поцелуй не был ни страстным, ни тем более исступленным. Несколько минут оба медленно и плавно изучали друг друга. Закрыв глаза, водили кончиками пальцев по коже. Чувствовали свое дыхание на чужой коже, и чужое — на своей. Чужое становилось своим.
В какой-то момент стало слишком близко, и Коста разорвал поцелуй. Осторожно, насколько мог, но разорвал.
Время сыпучим песком текло мимо, а они лежали рядом, ощущая свое-чужое тепло, и молчали.
— Стас говорил, он хочет знать правду, — негромко произнесла Катя, когда молчание начало становиться слишком густым и тягостными. — Я обещала, что передам тебе, если когда-нибудь увижу.
— Ты знаешь его лучше. Что даст ему правда?
— Я ее не знаю, — пожала она плечами. — Ты мне не сказал всего.
— Я не смогу сказать.
— Знаю. Потому не спрашиваю больше.
— Спасибо…
— Не нужно меня благодарить.
Сколько еще времени они так пролежали, Коста не знал, да и не хотел знать. Он впитывал каждое мгновение счастья, пусть вовсе не такого безоблачного, как хотелось бы, но все-таки чистого и настоящего счастья. Да, он понимал, что поступает по-свински, давая сейчас Кате надежду, но сил отказаться не было.
Секунды, минуты, часы текли плавно и размеренно, а крылатый все никак не мог решиться. Говорил себе — «еще пять минут», «еще полчаса», «еще мгновение» — и оставался.
— Ты хочешь уйти, да? — конечно, она почувствовала. Еще бы…
— Не хочу. Но должен.
Секунды две она колебалась, Коста чувствовал ее напряжение и решимость. Потом сказала.
— Я тебя не отпущу, пока ты не объяснишь.
— Что именно?
— Причину, по которой ты так хочешь от меня сбежать.
— Я не хочу сбежать. Но больше — я не хочу подвергать тебя опасности. Вчера тебя пытались убить. Я знаю, кто, знаю, почему. Но я не знаю, окажусь ли рядом в следующий раз.
— Я могу быть очень осторожна. Могу не выходить из дома, или переехать за город, или еще что-нибудь.
— Это не защитит тебя. Пойми, угроза — не вовне. Угроза — я, — пусть ее убедит хоть это…
— Не для меня, — она уверенно помотала головой. — Ты можешь быть кем угодно, но я знаю, что ты не причинишь мне вреда.
— Ты не первая, кто это говорит. Но ты не станешь той, кому я в этом поверю.
— Почему?
— Потому что я знаю — ты ошибаешься. Я опасен, и я не стану подвергать этой опасности тебя.
— Но…
— Хватит! — резко оборвал ее Коста. Отстранился, сел на кровати, повернувшись к девушке спиной. — Я знаю, о чем говорю. Поверь мне.
— Хорошо, — ее голос прозвучал странно и отстраненно. Крылатый не выдержал — обернулся. Катя сидела, обхватив колени руками, смотрела на него. Длинные волосы, рассыпавшись по плечам и спине, окутывали ее полупрозрачным покрывалом. — Хорошо. Я поверю. Но только если и ты поверишь мне.