Иная вера
Шрифт:
Лена сама несколько раз выручала приятельницу, правда, в основном деньгами в долг, когда у Велагиной были проблемы с родителями и жильем, и Марина чувствовала себя ей обязанной, только потому и согласилась.
Реферат нашелся быстро, приведение его в приличное состояние заняло около часа, и к одиннадцати вечера все было готово. Оставалось только найти чип и записать – просыпаться ради Лены Марина не хотела, собираясь открыть ей дверь, отдать чип, взять подарок, сказать спасибо, сказать пожалуйста, закрыть дверь и упасть обратно в кровать – в конце концов, в день своего рождения можно и выспаться! Тем более
Вяло размышляя о завтрашнем дне, Марина нашла в ящике стола блистер с чипами – и тихо ругнулась: блистер был пуст. Но, кажется, в сумке валялось два или три чипа…
Перетряхнув сумочку, она нашла целых четыре: один – с учебной информацией, второй – с личной, третий – пустой, про запас, четвертый… Четвертый – странный. Велагина никогда не использовала носители этой фирмы, не желая переплачивать за марку, и она точно помнила, что в последние три недели никто не давал ей информацию на подобном чипе. Может, его содержимое прояснит тайну? Марина воткнула чип в гнездо, проверила на вирусы – все чисто – и запустила.
Три текстовых файла, несколько аудиозаписей, два видео – обычных, неголографических. Все файлы поименованы цифрами. Пожав плечами, Велагина запустила первое видео.
Качество изображения оставляло желать лучшего, равно как и качество звука, но сомнений в том, кто играл главную роль в этом страшнейшем из всех фильмов ужасов, не оставалось: Олега она узнавала просто по манере двигаться. Бесстрастная камера запечатлела разговор Черканова с крупным высоким мужчиной об окончании испытания нового наркотика. «Привыкание с первой же дозы», «стоимость изготовления просто смешная», «даже на пробной партии вы, Олег Андреевич, заработаете не меньше полутора миллионов», «летальный исход наступает приблизительно через пять лет регулярного применения», «Хорошо, Аркадий Викторович, я буду считать, что мы договорились»…
Когда видео закончилось, Марина еще минут десять сидела, уставившись в экран невидящим взглядом. Мир рушился, разлетался на куски, обращался в пепел.
– Этого не может быть, – шептала она, не замечая текущих по щекам слез. – Это неправда, фальшивка, это обман, кто-то просто хочет, чтобы я не верила ему, он не мог, он не лгал мне, он любит меня, он не мог, не мог, не мог!
Второе видео оказалось нарезкой: молодому человеку, привязанному к столу, явно насильно вводят в вену наркотик, в углу – дата, двадцать пятое сентября две тысячи семьдесят четвертого года; спустя две недели этот же молодой человек бьется в истерике, требуя дозу; через два месяца – сам с улыбкой вводит себе препарат… В промежутках – Аркадий Львович произносит речь, изобилующую медицинскими терминами: он рассказывает о том, на какие участки мозга действует новый наркотик, как он влияет на общее состояние организма, в какой момент изменения становятся необратимыми…
Не досмотрев даже до середины, Марина остановила воспроизведение. Просмотрела текстовые документы. В них содержалась все та же информация о влиянии, действии, последствиях, подробное описание ощущений, составленное на основе рассказов подопытных, финансовая раскладка – стоимость сырья, стоимость производства, анализ рынка, ориентировочные цены, которую готовы будут платить за новый «кайф» оптовики в разных регионах…
Аудио оказалось записью нескольких разговоров Олега, в которых он обсуждал новинку – как с поставщиками, так и с потенциальными покупателями. В последнем разговоре он договаривался о встрече с крупным дилером, готовым взять на себя распространение пробной партии наркотика по Петербургу, Москве, Архангельску и еще ряду городов с миллионным населением. Встреча была назначена на… эту ночь. Буквально через два часа, в особняке на Елагином острове.
Марина выучила адрес наизусть и выдернула чип. Взглянула на часы – ровно полночь. Найдя в недрах стола конверт, она положила чип в него, переоделась в походный камуфляжный костюм, подумав, закрепила на поясе купленный сегодня кинжал так, чтобы его не было заметно со стороны. Рассовала по карманам немного наличности, мобил, на котором отключила звуковой сигнал, прочные кожаные перчатки, свернутую в тугой моток веревку с механической «кошкой» – «кошка» и перчатки остались от давнего увлечения альпинизмом. Туго зашнуровала берцы, проверила, не звенит ли что-нибудь на ней, и вызвала такси.
Прежде чем спуститься к ожидающему ее флаеру, Велагина позвонила в соседнюю квартиру, где жил отставной военный, не имевший привычки ложиться раньше двух часов ночи.
– Василий Георгиевич, здравствуйте. Извините, что поздно, но у меня к вам очень важная и деликатная просьба. Если я до полудня не вернусь, пожалуйста, отнесите этот конверт в ближайшее отделение полиции, – выпалила она, сунула опешившему соседу в руки письмо и бросилась вниз по лестнице, не дожидаясь, пока он осознает сказанное.
Через минуту флаер вез Марину на Елагин остров. Страха, боли, обиды – ничего этого уже не осталось. Глаза девушки были сухими, а взгляд – решительным. Она все выяснит сама, и если кто-то пытается подставить Олега, этому кому-то сильно не поздоровится. Если же информация на чипе – неподдельная… что ж, она убьет Олега, а потом себя.
V. IV
Ночь
Свежим ветром хлещет,
Рвя из сердца крик бессилья!
Холодно. Черт, до чего же холодно…
Мокрый, фальшивый снег ложится на руки, влажно растекается каплями по обнаженной спине и плечам, слепляет волосы. Слабый, но пугающе-ледяной ветер пронизывает насквозь, гуляет будто бы под кожей, вымораживая до костей – но это не холодно, вовсе нет. Он давно привык не воспринимать температуру, он не мерзнет и ему не бывает жарко. Холод гораздо глубже, даже не в душе – еще глубже, так глубоко, что и представить себе невозможно. Сердце, верная и надежная машина, пропускает удар за ударом, сжатое ледяными тисками ужаса.
Стиснув зубы, Коста только сильнее цеплялся за шершавый облицовочный камень. Это не в первый раз, это сейчас пройдет. Он уже почти привык, хотя до сих пор не мог понять, откуда берется эта поглощающая разум паника. Крылатый привык не бояться ничего, он забыл, что такое страх в тот самый день, когда принес свою преступленную уже клятву Закону – но в последние три месяца раз в несколько дней сознание заволакивала мутная инистая пелена, ноги становились ватными, крылья отказывались держать в воздухе, и четыре-пять минут Коста оказывался целиком во власти ужаса.