Иная
Шрифт:
— Но ты не хочешь сейчас слушать эту историю. Потом я скопила денег и купила себе билет до Майами, в один конец. Вот уж куда никому попадать не советую. По Майами рыщут банды злых вампиров, кусая людей направо и налево, соревнуясь, кто больше. Они еще и торчат на игле: воруют кровь из больниц и донорских банков и вкалывают себе. Мерзость! И часа не прошло, как я сошла с самолета, а меня уже отвампили. Мне все это не понравилось, и я отправилась на север, подыскивая местечко, где бы меня никто не трогал. Так я нашла Сассу и познакомилась с твоей мамой. — Она улыбнулась. — С первого же дня, когда мы встретились «У Фло», она стала моим
Дашай пережила больше горя, чем я, однако я ей немного завидовала. Я вдыхала пряные запахи черного львиного зева и гадала, будет ли у меня еще когда-нибудь лучший друг.
Обнаружив сад печали, я стала меньше времени проводить в постели. Я ела с мае и Дашай, а иногда и с Беннетом на кухне. Разговаривала мало, но хотя бы вновь обрела способность принимать пищу. Однако внутреннее онемение не проходило.
Однажды во второй половине дня мы с Дашай перекусывали — ломтики сот, сыр и яблоки, — когда вошла мае с бумагами в руках. Друзья прислали ей несколько снимков отцовской могилы. На сей раз мы разглядели бутылку как следует — полупустая бутылка пикардо, а рядом три красные розы на длинных стеблях.
— Как на могиле По, — сказала мае. — Знаете, коньяк и розы.
Я не поняла.
— Каждый год девятнадцатого января — в день рождения По — кто-то оставляет на его могиле в Балтиморе бутылку коньяка и красные розы, — пояснила она.
— Я слышала об этом, — сказала Дашай. — Очень таинственно.
— На самом деле нет, — сказала мама. — Это делают члены «Общества По». По очереди. Рафаэль состоял в этом обществе, и сам однажды проделал это. Он взял с меня обещание никому об этом не рассказывать. Теперь, полагаю, нет смысла хранить тайну.
— Это знак, — сказала я. — Это значит, он еще жив. Отец говорил, что По был одним из нас.
Они с жалостью посмотрели на меня, но я не хотела этого замечать.
— Что еще ты выяснила? Свидетельство о смерти подписывал Деннис?
— Нет. Оно подписано доктором Грэмом Уилсоном.
Я позволила себе вообразить сценарий, в котором документ подписывал Деннис, чтобы помочь отцу инсценировать собственную смерть. Теперь моя версия пошатнулась.
— Ариэлла, — сказала мама, — прости, что разочаровала тебя.
— Папа не посещал доктора Уилсона. — Я скрестила руки на груди. — Он вообще никогда не обращался к врачу.
Мае с Дашай переглянулись. Спустя пару мгновений Дашай сказала:
— Выясни насчет доктора Уилсона. Спросить-то не вредно.
Мама покачала головой, но отправилась обратно к компьютеру. Дашай протянула мне еще ломтик сот.
— Как насчет выгулять лошадей?
Я понимала, что она пытается отвлечь меня, ну и что из того? Планы можно вынашивать и верхом.
Вернувшись с прогулки (Дашай на Абиаке, я на Джонни Кипарисе), мы поводили коней по загону, чтоб они остыли, потом дали им корма и напоили.
Мае сидела на парадном крыльце, поджидая нас. Я разглядывала ее лицо и пыталась послушать мысли, но безуспешно. В руках она держала лист бумаги, который протянула мне.
Это была распечатка электронного письма.
Сара, нет ничего проще. Мы связались с агентом по недвижимости, и она сказала, что содержимое дома переведено на склад. По завещанию все однозначно отходит
Мэриан.
Р. S. Разве ты не знакома с Грэмом Уилсоном? Славный дядька. Хороший врач. Один из нас.
Я послала матери улыбку победителя, а она в ответ послала мне мысль: «Может быть».
Мы никак не могли договориться, что делать дальше. Я хотела поехать в Саратога-Спрингс, поговорить с Деннисом и доктором Уилсоном. Мае считала, что это неразумно. Майкл рассказал ей об агенте Бартоне (у них был длинный разговор, уточнила она), и рисковать мы не будем.
— Тогда ты поедешь, — решила я.
— Ариэлла, задумайся на минуточку. Что это нам даст? Если ты права — если Рафаэль жив, — он не хочет, чтобы мир об этом узнал. В конце концов, если он инсценировал собственную смерть, значит, у него имелись на то причины.
— Зачем вампиру проделывать подобное? — покачала головой Дашай.
— Потому что он хотел, чтобы люди считали его смертным? — Я размышляла вслух. — Потому что кто-то намеревался его выдать?
— Его мотивы нас не касаются. — Мае говорила все более властно, и мне не очень нравилось, что она берет дело в свои руки. — Если он жив, он мог связаться с нами. Но он этого не сделал.
— С чего бы ему это делать? — Письмо у меня в руке превратилось в мятый комок бумаги, и я принялась его разглаживать. — Мы его бросили. Мы обе. И ни одна из нас не позвонила и не сказала ему, где мы находимся.
— Он мог разыскать меня в любой момент. — Мае скрестила руки на груди — тот же жест, к которому всегда прибегала я, уходя в оборону. Она услышала, как я об этом подумала, и подчеркнуто опустила руки по швам. — Я всегда называлась своим настоящим именем. Тебе не понадобилось много времени, чтобы выследить меня.
— Тетя Софи позвонила ему после вашей с ней последней встречи. Она сказала ему, что ты не хочешь, чтобы тебя нашли.
— В то время я и не хотела. Я соблюдала свой уговор с Малкольмом. — Она снова скрестила руки. — Что заставляет тебя думать, будто Рафаэль хочет, чтобы его нашли?
— Бутылка «пикардо», — сказала я. — И три розы. И надпись на могиле: «Так возвеселимся же, покуда молоды». Это была как бы наша с ним шутка. — Я старалась говорить убедительно, но понимала, что у меня нет доказательств, что он жив, только упрямая интуиция.
ГЛАВА 15
Отец не раз выражал глубокий скептицизм в отношении попыток отделить творческое мышление от аналитического обоснования. Разве не очевидно, спрашивал он, что в науке и в искусстве требуется и то и другое? Он любил цитировать Эйнштейна: «У меня нет особых талантов, только страстное любопытство». [29] Его собственный ум был от природы столь логичен, но при этом столь пытлив, что для него творческое и аналитическое действительно сливались в одно.
29
Из письма Карлу Зеелигу, биографу Эйнштейна, 11.03.1952. (Прим. перев.)