Иная

Хаббард Сьюзан

Во-вторых, отец целиком отдавался своим исследованиям. Чтобы продолжать дело «Серадрона» и оставаться в живых, ему требовалось постоянное снабжение кровью. Значит, следовало расспросить службу «Зеленого креста» и, возможно, похоронные агентства. Но где?

В-третьих, он полагался на своих помощников: Денниса Макграфа и Мэри Эллис Рут. Найти их, и след может привести к отцу.

В-четвертых, связаться с портным.

Это были наиболее очевидные направления поисков. Разумеется, он мог выкинуть что-нибудь неожиданное: сбежать в Индию или начать новую

жизнь в качестве учителя или писателя. Но я так не думала. Как говорила мама, большинство вампиров — существа привычки.

В тот вечер после ужина мае, Дашай, Харрис и я сидели на воздухе в лунном саду на северной стороне дома. (Джоуи Дашай отправила в постель, поскольку луна возбуждала его, и он слишком шумел.) Мае насадила кругами разные цветы — душистый дурман, луноцвет, цветущий табак, гардении, — и мы сидели лицом друг к другу на двух скамьях из старого тика, наблюдая, как цветы начинают призрачно светиться по мере угасания неба. Полумесяц висел низко в июньском небе, и густой аромат цветущего табака действовал на меня усыпляюще. Вокруг нас звенели комары, но ни один не касался нашей кожи. Их жужжание напоминало мне высокие струнные инструменты. Я знаю, что для смертных, которые опасаются укуса, этот звук неприятен.

Я изложила остальным свой план по поиску отца. «План возвращения», как я его назвала. Они слушали, не перебивая.

— Я планирую начать обзвон завтра. Я достаточно оправилась, и голова у меня снова ясная.

— Это хорошо, — сказала Дашай. Сидевший рядом со мной Харрис согласно хрюкнул.

— А что, если ты отыщешь его, Ариэлла? — спросила мае. — Что тогда?

Ответа у меня не было. Лицо ее наполовину скрывала тень, а Дашай сидела позади нее, почти невидимая. Я попыталась представить, что на скамье рядом с мамой сидит отец, дышит вечерним воздухом, восхищается сиянием похожих на фонарики цветов, — и не смогла. Я не могла представить его с нами.

Ребенок внутри меня переживал: «А вдруг он не любит обезьян?»

Все молчали. И тут тишину разорвал дикий хохот: «Уа-ха-ха!»

Подскочила только я. Харрис вообще протянул руку и погладил меня по руке.

Крик повторился, на сей раз в ответ прозвучало: «Ух-хуу».

Перекличка продолжалась около минуты. Я не могла сообразить, откуда исходят звуки. Затем они начали стихать, и вот уже снова только комары звенят.

— Совы? — шепотом спросила я, и остальные кивнули.

— Полосатые совы, — уточнила Дашай.

Внезапно я вспомнила папину колыбельную. В лунном свете у сидевшей напротив мамы блеснули глаза. Она запела, на тот же мотив, что и он:

Jacare tutuJacare mandyTutu vai emboraNao leva meia filhindaMurucututu

Голос ее был как темное серебро — такой же завораживающий, как у него, но выше и печальнее — и мерцал в лунном свете. Когда она умолкла, воцарилась тишина. Даже комары стихли на мгновение.

Затем

я услышала собственный голос:

— Что означают эти слова?

— Родительница просит защиты своему ребенку. Она просит аллигатора и других ночных зверей уйти, оставить ребенка в покое. Мурукутуту — это сова, матерь сновидений.

— Откуда ты ее знаешь?

— Твой отец. Он пел ее тебе еще до рождения.

Наутро я решила действовать по плану, несмотря на возможные последствия.

Начала я с «Серадрона» и «Зеленого креста», У обеих компаний имелись сайты — скучные, набитые профессиональными терминами страницы, но, по крайней мере, там давались контактные телефоны.

Номер «Серадрона» начинался с регионального кода Саратога-Спрингс. Позвонив туда, я услышала знакомую запись: номер больше не обслуживается. Следующим я набрала номер «Зеленого креста». Думаю, террорист, позвонивший в Пентагон, получил бы более содержательный ответ.

— Я слышала, что «Серадрон» прекратил деятельность, — сказала я, — и хотела бы знать, сможем ли мы по-прежнему получать «Санфруа».

— Где ты это слышала?

Голос на том конце был отрывист и четок, как у компьютерного речевого симулятора. Я не могла определить даже пол говорящего.

— Мне мама сказала, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал по-детски невинно.

— Как ее зовут?

— Ее зовут Сара Стефенсон.

«Стоило ли это говорить?» — тут же усомнилась я.

— Можешь передать своей маме, что доставка продолжится по расписанию, — сказал голос, и соединение прервалось.

«Большое спасибо», — подумала я и отправилась на кухню. Мае месила на столе тесто для хлеба. Тесто было темно-красное.

— Почему люди из «Зеленого креста» такие грубые? — спросила я ее.

— Ну, для начала они не люди. — Она подняла на меня глаза, руки ее продолжали мять тесто. — Хочешь сама попробовать?

— Не сегодня.

Меня вообще не слишком интересовала кулинария. Полагаю, в этом плане я пошла в отца.

— Мае, кто делает «Санфруа»? Ты вроде говорила, что мы получаем его из Олбани?

— Посмотри на банке.

Я сняла с полки в кладовке черно-красный жестяной контейнер. Сзади было написано: «Сделано в США. © ЛЕР и K°, Олбани, Нью-Йорк».

Вернувшись в мамин кабинет, я нашла в сети телефон «ЛЕР и K°». Оператор соединил меня с отделом «по связям с потребителями», где голосовая почта приняла мой запрос для последующего ответа.

Я вернулась на кухню.

— Мае, как позвонить в Лондон? Я хочу связаться с отцовским портным.

Она мыла руки над раковиной. Хлеб, должно быть, уже сидел в духовке.

— «Дживс энд Хоукс», — сказала она, — Сэвил-роу, дом один. Уж эту-то этикетку я видела достаточно часто. — Она потянулась за полотенцем, потом обернулась ко мне. — Ариэлла, ты же не собираешься им звонить?

— Почему бы и нет?

— Они ничего тебе не скажут. — Она вытерла руки насухо. — Британские портные такие же скрытные, как ЦРУ. А может, и больше.