Инцидент в Сакаи
Шрифт:
Стуча деревянными подошвами, группа вышла из помещения. У дверей стояли наготове двадцать носилок, доставленных семействами Хосокава и Асано. Каждый обреченный на смерть с поклоном занял предназначенные для него носилки. Руководил всем происходящим специальный церемониймейстер.
Процессия двинулась в путь. Впереди шли невысокие должностные лица — представители обоих кланов и рядовые солдаты. Далее следовали конные копьеносцы в легких касках и коротких хакама. Затем еще несколько рядовых. И наконец, две пушки. Завершали процессию двадцать носилок, возле каждых — по шестеро солдат
Когда усадьба Нагабори осталась позади, отрядный командир Ямакава Камэтаро, переходя от носилок к носилкам, почтительно приветствовал всех сидящих в них воинов. Потом он вернулся к носилкам Миноуры и сказал:
— Вам, вероятно, тесновато и неудобно? Путь предстоит не ближний, а тут так мрачно со спущенной шторой. Может быть, прикажете приподнять?
— Вы очень любезны, — ответил Миноура. — Окажите милость, если нетрудно. — Во всех носилках подняли шторы.
213
Через некоторое время Ямакава вновь подошел поочередно ко всем носилкам.
— Мы приготовили чай и сладости, прикажете подавать?
С этими двадцатью персонами обращались самым почтительным образом.
На Сумиёсисинкэйтё, где прежде располагались казармы шестого и восьмого отрядов, стеною стоял народ, пришедший попрощаться и выразить свою скорбь.
Когда процессия вступила в Сакаи, тоже пришлось пробираться сквозь плотную толпу. То там, то здесь слышались рыдания. Некоторые старались подойти к самым носилкам, но охранники не пускали. Среди собравшихся здесь было множество воинов из обоих кланов.
Для совершения харакири был предназначен храм Мёкокудзи. Ворота Саммон затянули полотнищем с гербами хризантемы, внутреннюю территорию декорировали полотнами с гербами Хосокавы и Асано. Площадку для харакири оградили кулисами с гербами дома Яманоути. Под навесом сложили свежие соломенные циновки.
Наконец процессия достигла храма Мёкокудзи, носилки внесли в ворота, поставили рядком под навес. Двадцать смертников вышли из носилок и построились вдоль главного здания. Стоило кому-либо из них двинуться с места, за ними тут же устремлялись четверо сопровождающих. В ожидании своего часа двадцать обреченных на смерть воинов оживленно переговаривались, будто собрались для обыденного дела.
Кое-кто из смертников прихватил с собой кисточки, бумагу и тушь. Один из них подошел к Миноуре, старшему по званию в их группе, и попросил написать что-нибудь на память.
Миноура Инокити, бывший командир шестого пехотного отряда, происходил из рода Минамото; его другое имя — Мотоаки, прозвище — Сэндзан. Проживал он в провинции Тоса, в деревне Усисэмура. Родился одиннадцатого дня одиннадцатого месяца первого года Кока в семье воина из княжеской свиты, получавшего пятнадцать коку жалованья. Нынче ему исполнилось двадцать пять лет. Дед его — Тюхэй, отец —
214
Мандзиро, мать — Умэ из рода
* Родился одиннадцатого дня одиннадцатого месяца первого года Кока... — т.е. 11 ноября 1844 г.
... получавшего пятнадцать коку жалованья. — Рисовый паек, получаемый служилыми самураями в клане, измерялся в единицах «коку», эта мера емкости равнялась 180 л.
С четвертого года Ансэй получал образование в Эдо... — Дата соответствует 1857 г.*
Миноура умел слагать стихи и владел искусством каллиграфии. Увидев перед собою письменные принадлежности, он сказал:
— Сейчас получится что-нибудь грустное, — и написал семисложное стихотворение:
«Сомнений нет, что патриота долг святой — изгнание варваров. Долг свой исполним и подадим пример на сотни лет. А наша смерть — пустяк, внимания не стоит».Изгнание варваров составляло смысл его жизни.
Самурай из княжества Хосокава сообщил, что до назначенного часа еще остается время. И смертники решили осмотреть территорию храма. Когда они вышли в сад, там тоже их встретила огромная толпа. Собрались не только жители Сакаи, но и Осаки, Сумиёси, Каватидзаи. Народ все прибывал и прибывал. В звоннице устроились несколько служителей храма: оттуда было удобно наблюдать за происходящим. Какиути из восьмого отряда решил туда подняться.
— Посторонитесь-ка, господа монахи! Я из тех, кто сегодня совершит харакири. Некоторые умеют писать прощальные поэмы, мне же высокое искусство не дано. Хочу в знак прощания ударить в колокол, вы позволите? — С этими словами он засучил рукава и взялся за било.
Монахи оторопели:
— Минуточку, погодите! Звонить при таком стечении народа! Можно наделать переполох. Не надо, пожалуйста.
— Прочь! Останется память о воинах, умирающих за отчизну!
Между Какиути и монахами завязалась потасовка. Подоспевшие товарищи кое-как его утихомирили. Кто-то пошарил у себя за пазухой и сказал:
215
— Тут вот остались деньги, мне они уже не понадобятся, пусть же воспользуются ими те, кому предстоит забота о наших останках, — и отдал деньги монахам.
— И у меня... И у меня, — сказали другие и выложили все свои деньги.
Площадку для совершения харакири соорудили на просторном дворе перед главным зданием храма. Вбили четыре бамбуковых шеста, оградили их полотнищем с гербами дома Яманоути, сверху накрыли циновкой из мисканта. Землю застелили толстыми рогожами, поверх которых положили две новенькие соломенные циновки и покрыли белой бумажной тканью и суконной подстилкой. Стопка таких подстилок по числу смертников была сложена рядом. На низком столе у входа лежали большие и малые мечи.