Индиана Джонс и Дельфийский оракул
Шрифт:
– Самый легкий способ уладить дело – просто исключить вас. Но вы уже закончили свое образование. Ваше счастье. – Он холодно и жестко улыбнулся. – Однако, как мы поняли, нынче осенью вы намерены отправиться в Сорбонну. Мы можем легко расстроить ваши планы, отказавшись выслать ваши документы, и весьма сомнительно, что вас примут в университет на полных правах. – Он намеренно затянул паузу, чтобы придать своим словам больший вес. – Но мы намерены предоставить вам шанс обелиться.
Малхауз оглядел остальных, и те одобрительно закивали.
– Я хотел бы, чтобы вы попросили прощения
Взгляды присутствующих в зале обратились к Инди в ожидании ответа. Но сказать ему было нечего. Почему он должен извиняться за то, о чем не сожалеет? И как насчет стойкости в убеждениях? И демократии?
Конрад в упор смотрел на Инди, словно хотел внушить: «Соглашайся, пока предлагают». Инди отвел глаза, раздосадованный, что именно Конрад, выдавший его вопреки собственным принципам, призывает к соглашательству. Но если воздержаться от извинений, то Малхауз не преминет привести в исполнение угрозу задержать документы. «Из двух зол меньшее», – подумал он и сказал:
– Хорошо, так я и поступлю.
Малхауз кивнул и слегка улыбнулся.
– Итак, мы ждем. Слушаем.
Инди уставился в стол.
– Я прошу у всех у вас прощения. Я сожалею… сожалею, что так поступил. Завтра канцелярия получит мое письмо с извинениями.
Затем, оттолкнувшись от стола, он встал и стремительно вышел. Перескакивая через две ступеньки за раз, он добежал до первого этажа, выскочил из дверей и побрел по аллее, не зная, куда идти дальше. Какая разница? Гнев буквально душил его.
– Джонс, постойте, погодите!
Конрад. Инди даже не замедлил шага.
– Джонс!
Он резко остановился и обернулся.
– Что вам еще надо?
– Я хочу с вами поговорить.
Инди вдруг сообразил, что стоит всего лишь в паре шагов от того самого столба, на котором они с Шенноном повесили первое чучело.
– Наверно, вам хочется, чтоб я забрался туда и сам повесился, – ткнул Инди большим пальцем в сторону фонаря. – А может, вы ждете от меня персональных извинений перед вами. Так?
– Успокойтесь, Джонс. Вы держались перед ректором прекрасно. Просто прекрасно.
– Еще бы. Прямо героем.
– Послушайте меня. Вы отстояли свою точку зрения. Поверьте, действительно отстояли. Я битый час разговаривал с Малхаузом у него дома, и он признал, что реагировал чересчур бурно.
– Ну, что-то я не слышал его извинений.
– Да, но вас и не арестовали. Эти законники откопали бы кучу статей обвинения – от вандализма до государственной измены. Неужели вам не ясно? Вы победили. Черт, если бы алкоголь не запретили, я поставил бы вам выпивку!
– Я победил, я же и проси прощения? Что ж это за победа?
– Послушайте, но должен же был Малхауз сохранить лицо! Если бы вы отказались просить прощения, ему ничего не оставалось, как развеять в прах ваши шансы на учебу в Сорбонне.
Инди понимал, что Конрад прав.
– А как насчет извинений в
– Это прекрасная возможность разъяснить свой поступок всем и каждому. Только не злорадствуйте; напишите, что осознаете собственную ошибку.
– Ага. Еще бы.
Конрад похлопал Инди по плечу.
– Похвальный настрой! Удачи в Париже. Я вам завидую. У вас наверняка все сложится хорошо; вы найдете, что ищете.
Глядя вслед удаляющемуся Конраду, Инди ломал голову над словами профессора, пытаясь понять, чего же ищет. Он и сам этого не знал, но чувствовал, что узнает с первого же взгляда.
3. Снежная королева
Париж, октябрь 1922 года
Стояло прохладное осеннее утро. Шагая по бульвару Сен-Мишель, Инди поплотнее запахнул свою кожаную куртку у горла. В отличие от большинства французов, шарфа он не носил. На прошлое Рождество Мадлен подарила ему один, но он с ней не виделся уже несколько недель, и шарф навеял бы воспоминания о ней. Инди наклонился вперед, надвинул шляпу на лоб и прибавил шагу. Он не только хотел убежать от холода, но еще и спешил на утреннюю лекцию по курсу греческой археологии. Темой был оракул Аполлона, и ему было любопытно, с какой стороны подойдет к вопросу профессор Белекамус.
Пройдя через университетский городок, Инди направился прямо к учебному корпусу. За два года учебы в Сорбонне он изучил город не хуже урожденного парижанина. Разумеется, Инди понимал, что, конечно, навсегда останется здесь чужестранцем, живи он тут хоть до старости. Как ни странно, быть иностранцем ему нравилось. Так сказать, свой среди чужих.
Инди уже третий год учился на доктора философии. Программа касалась в основном древних письменностей, и потому Инди дополнительно слушал курс по классической археологии Греции. Во-первых, знания о Древней Греции пригодятся в изучении древнегреческого, а во-вторых, сильнее самого курса Инди привлекал профессор. Точнее, привлекала.
Все в ней – от одежды и духов до походки и манеры речи – было подчеркнуто женственным. Но за ее жеманством Инди ощущал интригующую силу и самообладание. Такая раздвоенность словно намекала на некую тайну, будто очерчивая эту женщину невидимой чертой. Она как бы нашептывала: «Чуть ближе, и ты в беде».
Но пока ничего не стряслось. Инди уже наполовину одолел ее курс, и справился с этим блестяще. И познания о Древней Греции, и великолепная осведомленность в греческой мифологии явно выделяли его среди сокурсников – но она держалась так, словно Инди и на свете нет.
Дней пять назад он подошел к ней после лекции и задал пару вопросов по пройденной теме. Она бросила отрывистый ответ, вполне под стать написанному в ее взгляде холодному равнодушию. Инди отказался признать поражение и сказал, что буквально наслаждается ее лекциями.
– Прекрасно, – бросила она, извинилась и проскользнула мимо него.
Дориана Белекамус была само воплощение Снежной Королевы – так Инди называл ее про себя. Ничего, снег можно растопить, и где-то за толстой броней таится теплая нежная женщина, нуждающаяся в близости.