Индиговый ученик
Шрифт:
– То есть? – недоуменно переспросил он.
– Памятный платочек от девушки, мамино колечко, уздечка любимой лошади…
Регарди растерянно покачал головой, не совсем понимая, о чем шла речь.
– Отлично, – подхватил Абир. – Долгие сборы нам ни к чему. Уже все готово. Завтра отплываем из Ерифреи. Отправились бы еще сегодня ночью, да штормит так, будто у морского черта пузо вспучило. Ганс, шкура тупая, хватит на девку пялиться, готовь веревку.
– Ты уже уходишь? – Арлинг с трудом подбирал слова, чувствуя, что ветер выдул у него из головы все мысли.
– Мы уходим, дорогой племянник! Ар, с каких пор ты стал соображать так, словно у тебя башка песком набита? Да будь я проклят, если ты пробудешь в этом
– Дядя, – прервать речевой поток Абира было трудно, но Арлинг каким-то чудом это удалось. – Если вы не заметили, я ослеп. И этот засахаренный сарай мой новый дом, я сам его выбрал, отец не причем.
– Да, да я знаю, – рассеянно пробормотал Абир и продолжил ругать помощника. – Ну, ты и оглоед! Рыбья требуха, гнида сушеная! И зачем я тебя, олуха, только с собой взял. Цепляй ее сюда. Так ты совсем ничего не видишь?
Регарди потребовалось время, чтобы понять, какие слова относились к нему, а какие – к нерасторопному матросу. Радость от появления Абира постепенно сменялась злостью – мелкая царапина вдруг стала расти, превращаясь в кровоточащую рану.
– Да. Представьте. Совсем. Ничего. Не. Вижу, – процедил он, чеканя слог. Дядя начинал его раздражать.
– Я слышал про этого сукиного кота Даррена, – озабоченно произнес Абир, подходя к нему ближе. – Элджерон как всегда проявил мягкотелость, я бы его не отпустил. Знаешь, сначала я хотел прирезать этого Монтеро. Но, поразмыслив, понял, что не имею на него права. Он твой, до конца жизни. Ты сам выпустишь ему кишки, когда придет время. А сейчас надо торопиться. Ганс, ты первый, мы с Аром следом.
– Я слепой, – упрямо повторил Арлинг. – Мое место здесь.
– А у меня нет пальцев на правой ноге, – не задумавшись ни на секунду, возразил дядя. – Отморозил зимой у арваксов. Мой лучший друг, капитан Гасс Златоухий, живет без носа, ногтей, губ, ушей и сосков уже третий год. Сбежал от Педера Понтуса, слыхал о таком? Как-то у меня был юнга, у которого не было полбашки – снесли тесаком при абордаже. Хирурги скроили ему новую черепушку из стали, он жил еще год, пока его не сожрала акула. И кок у меня глухой – ни черта не слышал. Слепых, правда, еще не было. Не будь дураком, Арлинг. Согдария тебя похоронила, а мертвым не нужно никому ничего доказывать. Склеп у тебя, конечно, красивый, но, поверь, крепкая палуба под ногами лучше мрамора с бархатными подушками под задницей. Ты потрогай свои щеки, еще немного и они будут на воротник свисать. Однажды я дал слово твоему отцу, что присмотрю за тобой. Признаюсь, кое-что я упустил, но собираюсь это наверстать, черт побери! И лучше ты меня не зли, племянничек, потому что ты спустишься по этой проклятой веревке, хочешь ты этого или нет. Ясно?
Арлингу показалось, что в коридоре раздались шаги. Угадать, кто к ним шел, было нетрудно. Приближалось время обеда, и одна из сиделок направлялась узнать, что он желал отведать сегодня. Если бы в двух шагах от него не стоял Абир, а буря не стучалась в окно столь яростно, он бы с радостью занялся составлением меню – в последнее время еда доставляла ему несказанное удовольствие, став излюбленным развлечением. Что ж, вчера была рыба, значит сегодня должно быть мясо, лучше курятина, бобы он тоже давно не ел, ну и конечно, десерт – ванильное мороженое и шоколад. Их вкусовое сочетание приводило его в восторг. И вино, много вина…
– Приглядывать за слепым на корабле нелегко, – усмехнулся он. – Зачем вам такая обуза? Еще за борт упаду.
Абир раскатисто рассмеялся, словно Арлинг рассказал ему забавную шутку.
– Рыб покормить ты всегда успеешь! Таскать в трюмах сундуки с золотом – вот это
Дядя появлялся в его жизни редко, но каждая их встреча оставляла в ней след, который не могла уничтожить ни одна буря. Абир обладал редким умением озвучивать те мысли, которые Арлинг предпочитал прятать в самые дальние уголки сознания.
Он колебался ровно столько, сколько звучали шаги сиделки в коридоре. Дернулась ручка запертой двери, послушался стук, за ним еще один – громкий и настойчивый.
Арлинг подобрал трость и решительно шагнул к окну. Туда, где свистел ветер и грохотал гром. Ему не нужно было собирать вещи. Нож Бардарона, который он всегда носил в правом сапоге, был при нем. Больше в Доме Света Амирона ему ничего не принадлежало. Абир был прав – палуба пиратской галеры была ничем не хуже стен приюта.
– Привяжите меня крепче, – прошептал он, прислушиваясь к странному чувству, растущему в груди. Тоска, страх и тревога клокотали в нем, словно волны, разбивающиеся о камни. Мокрые глыбы щетинились острыми осколками, вырастая из голой, побитой ветрами и временем скалы. У этой скалы было имя. Когда-то ее звали Надежда.
Побег из божьей обители он не запомнил. Уже сидя в каюте Абира, Арлинг пытался собрать его по кускам – так стараются восстановить навсегда ушедший с пробуждением сон. Его обрывки тонули в морской пучине, уносимые подводным течением все дальше и глубже. Ему никогда не вспомнить то, что забрало время. И никогда не понять, почему это произошло именно с ним.
Спуск по веревке длился вечность. Внизу – распахнутые ворота ада. Ветер колотил его о каменную стену, дождь заливал лицо, попадая в нос и уши, мешая дышать и заставляя стучать зубами от холода. Затем тряска в карете вместе с дядей и незнакомыми людьми – они много пили, ругали дьявола и Канцлера. На полпути он провалился в сон и проснулся уже в кровати. Простыни пахли клопами и дешевым мылом. Где-то гремела посуда, разносилась брань и звуки драки. За окном по-прежнему лил дождь, но в комнате он был не один – кто-то шумно вздыхал, перемежая вздохи протяжными стонами и глухими ритмичными ударами. «Абир! – стонала женщина. – Тише, проклятый, мальчишка проснется». На миг они умолкали, но страсть не умеет вести себя тихо, и через какое-то время все начиналось заново. Арлинг старался не дышать, и еще долго лежал без движения, слушая храп утомленных любовников. Догадка, что все это происходило не с ним, переросла в уверенность.
Первые шаги на галере Абира откликнулись болезненными воспоминаниями о предательстве Дваро. Над головой хлопали гигантские крылья парусов, а в уши лились медовые слова дяди о его новом, третьем доме. Что-то подсказывало – скоро счет им будет потерян. Арлинг старательно изображал внимание, но сосредоточиться было трудно. Пальцы крепко вцепились в трость – под ногами была уже не замершая земля, а просмоленная древесина. И она двигалась. Верх, вниз, вбок, снова вверх… Будто он стоял на качающейся доске. Стоит сойти с нее, и все прекратится. Регарди сделал шаг в сторону, но пол повторил движение, словно приклеился к ногам. Желудок подкатился к горлу и остался там навсегда. А дядя продолжал расхваливать корабль.
«Черная Роза», молодая, двухмачтовая красотка, была рождена в Шибане. Ее крестной матерью стала жрица морской богини Куливары. Девицу раздавили при спуске корабля на воду, и теперь ее кровь оберегала «Черную Розу» от бурь, рифов и демонов. Двадцать шесть весел по каждому борту, крепкие паруса, надводный таран для вспарывания боков вражеских кораблей, сотня с половиной человек – все отъявленные головорезы и люди с широкой душой, нанятые Абиром в разных портах мира. И ни одного раба – этим дядя особенно гордился.