Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии
Шрифт:
Буры, однако, не были столь невинны в других грехах. Один офицер Восточного Суррейского полка, узнав меня, подошел и показал расширяющуюся пулю особенно жестокого действия. Кончик ее был надрезан, обнажая мягкий сердечник, и вниз от него шли по сторонам четыре надреза. Были найдены целые ящики таких патронов. Офицер, который делал подсчеты, сказал мне, что соотношение запрещенных пуль к обычным составляло один к пяти. Я не думаю, что их было так много, но в любом случае — более чем достаточно. У меня есть при себе экземпляр такой пули, и люди, которые охотились на крупную дичь, сообщили мне, что это самая жестокая изо всех изобретенных пуль такого типа. Еще пять видов
Я пытался воздать должное патриотическим добродетелям буров, но теперь необходимо заметить, что характер этих людей обнажает, в моменты стресса, темную и злобную изнанку. Мужчина — я употребляю это слово в полном его смысле — никогда не захочет мучить своего противника, как бы горячо он ни жаждал лишить его жизни.
Хлопки ружейных выстрелов заставили меня поспешить вернуться к своему полку. Эскадрон конной пехоты дошел до железнодорожной станции Питерса и попал под жестокий обстрел с низкого холма к западу от нее; теперь он резво вернулся назад с полудюжиной лошадей без всадников. К счастью, всадники через несколько минут добрались пешком. Очевидно было, что продвигаться вперед надо очень осторожно.
Немного спустя — возвращаясь к нашему рассказу — прибыла конная артиллерийская батарея, которая добросовестно обстреливала вражеский холм в течение часа. Затем патрули вновь двинулись вперед, но продвигались они осторожно и медленно. В три часа мы все еще были в шести милях от Ледисмита.
В это время бурские санитары были приглашены забрать тех своих раненых, которых можно было перемещать, — после того, как противник вернул нам раненых на Спион Коп, мы следовали этой практике и отсылали их людей всякий раз, когда была такая возможность, и они хотели их забрать.
Желая узнать, какое впечатление произвело на буров последнее сражение, я поспешил встретиться с санитарами, которые в сопровождении трех всадников с большим белым флагом приближались со стороны Булваны. Их предводитель был замечательным стариком, настоящим вельдским буром. Он бегло говорил по-английски, и мы скоро разговорились.
Накануне нам было официально объявлено о сдаче Кронье, и я спросил, слышал ли он об этом. Он ответил, что знал о затруднительном положении Кронье, но понял, что тот сумел вырваться вместе со своей армией. Что до сдачи, это может быть как правдой, так и ложью:
— «Нам преподносят так много лжи, что мы ничему не верим».
Когда я вновь присоединился к Южноафриканской легкой коннице, иррегулярная бригада вновь пошла в наступление. Сборный полк майора Гоу обследовал дальний хребет и обнаружил, что он не занят. Теперь Дундональд направил туда всю свою команду и вместе со штабом вскарабкался на вершину. Но, к нашему разочарованию, Ледисмит оттуда виден не был. Два или три следующих хребта завесой отделяли нас от него. Прошел день, было уже больше шести часов. Бурская артиллерия все еще стреляла, и было бы неразумно дальше проводить рекогносцировку на неровной местности в наступившей темноте.
Был дан приказ к отступлению, и мы уже начали двигаться, когда прибыл посыльный от Гоу с сообщением, что последний хребет между нами и городом не занят врагом, что он мог видеть оттуда Ледисмит и что в настоящий момент путь туда свободен. Дундональд немедленно решил сам двинуться в город с двумя эскадронами для разведки, а остальную бригаду отправил обратно в лагерь. Он пригласил меня сопровождать его, и мы галопом помчались туда.
Я никогда не забуду эту поездку. Был очаровательный прохладный вечер. Подо мной был сильный и свежий
Британские пушки в Лагере Цезаря методично стреляли, несмотря на сумерки. Что там происходило? Неважно, мы уже прошли опасную зону. Теперь мы были на ровном месте. Бригадир, его штаб и кавалеристы выпустили из рук поводья. Мы неслись через терновник вдоль Интомби Спрюйт.
Неожиданно нас окликнули. «Стой, кто идет?» — «Колонна освобождения Ледисмита», и тут из траншей и окопов, искусно скрытых среди кустов, с радостными криками выбежал десяток оборванных людей, некоторые из них плакали. В сумерках они казались страшно бледными и худыми. Несчастный бледнолицый офицер размахивал шлемом и глупо смеялся, высокие сильные колониальные всадники, встав в стременах, тоже разразились приветственными криками, ибо теперь мы знали, что дошли до линии пикетов Ледисмита.
Дурбан, 10 марта 1900 г.
Поскольку дорога, по которой эскадроны Дундональда вошли в город, так и не была перекрыта врагом, можно считать, что осада Ледисмита закончилась в последний день февраля.
Во всех операциях по освобождению Ледисмита потери составили 300 офицеров и более 5000 солдат, при общей численности войск в 23 000, что составляет более двадцати процентов. Эти потери были следствием не одного победоносного сражения, но 25 дней общих боев в течение десяти недель, причем до последней недели мы не имели определенных успехов, которые могли бы подбодрить войска.
3 марта армия освобождения торжественно вошла в город и, пройдя через него, встала лагерем на равнине за городом. Вдоль улиц стояли его храбрые защитники, аккуратные, чистые, в своей лучшей униформе, но бледные, худые, с осиными талиями. На их ремнях было на несколько дырок больше, чем положено.
Перед маленькой ратушей, чья башня, жестоко побитая, но устоявшая, казалось, символизировала дух гарнизона, сэр Джордж Уайт и его штаб сидели верхом на скелетоподобных лошадях. Напротив них выстроились волынщики шотландских горцев Гордона. Горожане с запавшими глазами, но радостные, заполнили тротуары и оконные проемы. Все, кто смог найти флаги, их вывесили.
Ровно в одиннадцать часов освободительная армия стала входить в город. Первым ехал сэр Редверс Буллер со своим штабом в сопровождении Королевских драгун. Пехота и артиллерия следовали бригада за бригадой, но впереди всех, в виде особого признания их доблести, маршировали Дублинские фузилеры, малочисленные, но гордые.
Многие солдаты, в память о своем изумрудном острове, прицепили к шлемам зеленые веточки, и все маршировали так, что было приятно смотреть. Их полковник и четыре офицера выглядели счастливыми, как короли. Когда полк проходил мимо сэра Джорджа Уайта, солдаты узнали своего прежнего генерала и в нарушение устава помахали ему шлемами и ружьями, прокричав приветствие. Некоторые даже покинули строй. Увидев это, горцы Гордона стали приветствовать Дублинцев, а затем приветственные крики уже не прекращались, каждый проходящий полк получал свою долю оваций.