Индия. Тысячелетия и современность
Шрифт:
В ночь перед битвой она нашла его на берегу реки. Он молил богов о помощи. Кунти простерла к нему руки и воскликнула: «О, Карна, о сын мой, мой первенец!» Пораженный Карна онемел от неожиданности, а затем в недоумении спросил, почему досточтимая царица называет его своим первенцем. И тогда Кунти рассказала ему обо всем. Она в слезах стала умолять Карну не обращать оружия против Пандавов, пощадить ее сыновей, бесконечно дорогих ее сердцу: «Я, твоя мать, — закончила она, — молю тебя, не обагряй свои руки кровью родных братьев и не погружай мою душу в пучину бездонного горя. Сжалься, пощади».
И
И царица Кунти удалилась, горько оплакивая проступок своей юности и скорбя о тягостной жизни своего прекрасного первенца и о том, что он стал союзником жестокого Дурьодханы.
В час, определенный судьбой, разгорелась битва и длилась восемнадцать дней. Пал в ней блистательный Карна, был убит и Дурьодхана и многие тысячи других воинов. Когда огонь битвы угас, и бог смерти собрал всю свою жатву, победители Пандавы воцарились в Индрапрастхе и многие годы правили страной счастливо и мудро, ведя свой народ по пути благоденствия…
— Да, действительно это одна из самых трагических историй эпоса, — сказала я.
— А ведь он содержит тысячи самых разных эпизодов.
— Правильно вы называете свою «Махабхарату» океаном мудрости и красоты.
— И сильных человеческих чувств и страстей, — добавил мой друг журналист.
Мы побродили немного вокруг храма, в душистой тени цветущих деревьев, глядя на детей, бегающих по каменистым дорожкам Пурана-Килы. Каждый из них, думала я, знает «Махабхарату» чуть не с колыбели.
Потом мы пошли к храму Кунти. Старый жрец со своей семьей жил тут же, в домике, пристроенном к храмовой стене. У стены стояла его аспидно-черная буйволица, а у ее ног играли совсем маленькие дети.
— И не боитесь, что наступит? — спросила я.
— Нет, что вы. Она их любит и знает. Хотите посмотреть храм? Сюда приходит много народа. Самого разного. И помолиться, и просто так.
Изображения Кунти в храме, к моему удивлению, не оказалось. Были, как и в других храмах, разные боги.
— Народ верит, что к кому бы ни была обращена молитва, она достигнет слуха всех богов, — объяснил мой друг. — Я люблю простую доверчивую душу нашего народа, но только она не с первого взгляда бывает понятна. Особенно в кварталах Нового Дели. Хотите, поедем в Старый город? Там вы острее почувствуете пульс народной жизни.
Я и сама любила эти поездки. Уже одно название «Старый город» обещало хоть слегка приподнять занавес над сценой истории.
Это город узеньких коленчатых уличек, лавок, лавочек и лавчонок, товары которых в виде реклам развешаны снаружи у дверей и над окнами на длинных палках, вбитых в стены.
Мы шли, а над нашими головами развевались вышитые шали и яркие покрывала, мужские рубахи и женские шаровары, висели майки и брюки, носки и босоножки, ожерелья и браслеты.
Особенно хороша торговая улица Чандни-Чоук. Она тянется на километр с лишним и вместе с переулочками, убегающими влево и вправо, торгует, манит, зазывает. Что ни дверь — то лавочка или просто ниша, в которой что-то продают. А в воскресенье, когда все закрыто, Чандни-Чоук раскладывает свои товары прямо на земле, на подстилках и циновках.
Пройти почти невозможно — посередине улицы двигаются двухколесные повозки-тонги, густая толпа людей, велорикши, моторикши. Перешагиваешь через ноги продавцов, сидящих на земле, через продающиеся коврики и чашки, туфли и гребенки, лампы, подносы, детские платьица и что угодно еще, идешь мимо жаровен, на которых шипят в масле лепешки, коржики и какие-то румяные катышки, мимо тех, кто все это ест с тарелочек, сделанных из картона или зеленых листьев, мимо мальчиков-зазывал, оглушительно орущих в рупоры, мимо пестрых витрин, красочных кинореклам, мимо уличных фокусников — словом, идешь по несравненной, веселой, яркой, пыльной, кипучей улице Чандни-Чоук.
В одном из переулочков я как-то остановилась перед ослепительно яркими литографиями с изображениями богов и героев мифов, эпоса и индийской истории — ими была завешена добрая половина стены какого-то дома. А рядом, на скамье, сидел, поджав ноги, продавец и бойко объяснял всем желающим содержание каждой литографии.
Правда, местные жители в этих объяснениях не нуждались; бабки и матери в каждой семье поют и рассказывают «Махабхарату» и «Рамаяну» по любому поводу.
— Вот тут, видите, — говорил продавец, — показано, как великие Пандавы выигрывают на состязании женихов руку красавицы Драупадй. Вы знаете, кто такие были Пандавы?
— Да, да, конечно, знаю. Мне очень нравится эта картина, я ее возьму.
— А на той нарисован бог Вишну. Он всегда был за правду, и если видел, что на земле воцаряется зло, возрождался среди людей в виде разных аватар. Вы знаете, что значит «аватара»?
— Да, знаю. Расскажите, пожалуйста, какие аватары изображены здесь.
— Это первая аватара — рыба.
На картинке из ярко-синей пучины вод вертикально поднималась розовая рыба и из ее широко открытого рта выходил Вишну, круглолицый, улыбающийся, с большими ясными глазами, нарядно одетый и украшенный гирляндами цветов и драгоценностей.