Индийская принцесса
Шрифт:
– Допустим, нам удастся добыть информацию, – сказал Аш минут через десять. – Но мы не сможем быть уверены, что ее примут к сведению, если она будет расходиться с тем, во что они хотят верить.
– Совершенно верно, – подтвердил Уиграм. – Но если под «ними» ты подразумеваешь Каваньяри, то он никогда не станет утаивать информацию. В этом я абсолютно уверен. Разумеется, у него есть свои шпионы, как у нас всегда были свои, – в конце концов, в нашем первоначальном уставе записано, что мы должны нанимать «людей, способных собирать достоверные сведения не только в пределах, но и за пределами нашей территории», а будучи заместителем комиссара Пешавара, Каваньяри наверняка пользуется услугами значительного количества платных агентов. Но я готов поручиться, что любая поставляемая осведомителями информация политического характера – любые сведения, касающиеся взаимоотношений Шер Али с русскими, например, – незамедлительно отсылается в Симлу, независимо от того, противоречит она собственным взглядам Каваньяри или нет. В любом случае попытаться надо. Нельзя же равнодушно смотреть, как пассажирский корабль идет на подводный риф, и не предпринимать попытки зажечь сигнальный огонь, или выпустить ракету, или сделать хоть что-нибудь, чтобы предупредить их, – пусть даже просто заорать или подуть в свисток!
– Нельзя, – согласился Аш. – Необходимо что-то сделать, даже если попытка обречена на неудачу.
– Вот именно. И я считаю своим долгом попытаться. – Уиграм вздохнул, испытывая огромное облегчение. Он откинулся на спинку кресла и с ухмылкой сказал Ашу: – Помню, когда ты только-только вступил в полк, мы частенько подшучивали над тобой за твою привычку называть то или иное дело «несправедливым» – в те дни это было твое любимое слово. Я лично ничего не имею против участия в войне: это мое ремесло. Но я бы предпочел считать, что война, в которой я участвую, справедлива или, по крайней мере, неизбежна. А по моему мнению, войны с Афганистаном можно избежать. Еще не поздно.
Аш молчал, и Уиграм увидел, что в его глазах, устремленных на темный дверной проем, через который вышла Анджули, застыло отсутствующее выражение, как у человека, мысленно перенесшегося на расстояние многих миль или на много лет назад. И Аш действительно вспоминал прошлое и снова слышал – как слышал в приемном зале Лалджи в Гул коте и в чаттри в Бхитхоре – голос давно умершего мужчины, призывающий четырехлетнего мальчика не забывать, что на свете нет греха страшнее несправедливости и что против нее надо бороться всегда и везде, даже если ты не уверен, что одержишь победу.
Уиграм, знавший Аша не так хорошо, как знал Уолли, заметил только задумчивость. Но Уолли увидел в спокойном лице друга нечто испугавшее его – тень отчаяния и печали, какие владеют человеком, поставленным перед необходимостью принять трудное решение. И пока он смотрел, в нем пробудился свойственный многим ирландцам дар предвидения, вызвав в душе столь острое предчувствие беды, что он непроизвольно вскинул руку, словно пытаясь прогнать его… и в следующий же миг услышал спокойный голос Аша:
– Мне придется отправиться туда самому.
Уиграм запротестовал. Они оба запротестовали. Но в конечном счете пришли к мнению, что Аш прав. Офицеру разведчиков поверят скорее, чем любому афганцу, который получает плату за свои услуги и к тому же вполне может питать личную или племенную неприязнь к правительству в Кабуле, а потому испытывает искушение искажать или частично утаивать информацию, собранную по другую сторону границы. Кроме того, сейчас речь шла уже не о том, чтобы узнать, какое недовольное племя замышляет набег на территорию Британской Индии или какой местный мулла подстрекает правоверных к убийству нескольких неверных, а о том, чтобы выяснить, вступил ли эмир Афганистана в сговор с русскими, и если да, то какими обязательствами связал себя. Действительно ли он собирается пустить русскую миссию в Кабул и подписать договор о союзе с царем, и готов ли афганский народ поддержать своего правителя.
Достоверная информация по этим вопросам будет иметь величайшую ценность для ведущих переговоры представителей правительства в Симле и Пешаваре и для министров ее величества в Лондоне. От этой информации может зависеть, начнется война или сохранится мир – иными словами, погибнут или останутся в живых многие тысячи человеческих существ. И как справедливо указал Аш, ничто в уставе разведчиков не запрещало офицеру «собирать достоверные сведения не только в пределах, но и за пределами нашей территории».
– Так или иначе, я жил в этой стране и вполне там освоился, а потому не буду подвергаться сколько-нибудь серьезной опасности, – сказал Аш.
– Вранье! – сердито выпалил Уолли. – Не держи нас за олухов. В прошлый раз ты был там не один, а теперь отправишься туда в одиночестве. Это значит, что, если ты устанешь, заболеешь, будешь ранен или совершишь оплошность, тебя некому будет прикрыть. Ты будешь одиноким иноземцем, а следовательно, подозрительной личностью. Честное слово, меня от тебя тошнит – от вас обоих. Но видит Бог, я бы очень хотел отправиться туда с тобой! Когда ты собираешься двинуться в путь?
– Как только Уиграм уладит дело с командующим. Без его разрешения я не могу поехать туда, а насколько нам известно, он может и не дать согласия.
– Он согласится, – сказал Уиграм. – Он не меньше меня обеспокоен историей с Афганистаном, как и половина пограничных войск, коли на то пошло. Ведь сражаться придется именно нам, если эта золотая компания в Симле примет неверное решение и начнет ворошить осиное гнездо. Возможно, командующего придется убеждать, но я уверен, что в конечном счете он поймет: это хорошая идея и, возможно, спасительная. А Каваньяри, тот просто ухватится за нее. Он приходит в восторг от подобных идей.
Уиграм оказался прав в обоих отношениях.
Командующий поддался на уговоры, а заместитель комиссара отнесся к идее с большим воодушевлением. Он любил драматичные сюжеты, и история Аша в пересказе капитана Бэтти поразила его воображение.
– Но если он собирается работать на меня, я должен увидеться с ним перед его отбытием. Будет лучше, если он станет передавать мне сообщения через единственного моего агента, которому я разрешаю появляться в Пешаваре, а не через одного из ваших людей, который будет обязан передавать каждое послание сначала вам или вашему командующему, предоставляя одному из вас докладывать сведения мне. Так не пойдет: чем меньше людей замешано в деле, тем лучше, особенно для собственной безопасности Пелам-Мартина, – надеюсь, вы объясните это ему и своему командующему. Многоначалие всегда ведет к неразберихе, а поскольку на уровне полка информация такого рода не представляет практической ценности, я бы предпочел, чтобы молодой человек работал исключительно на меня. И если он, как я понял, в настоящее время еще находится в отпуске, я бы предложил запретить ему возвращаться в Мардан. Будет выглядеть странно, если он вернется к исполнению своих служебных обязанностей, а через несколько дней снова покинет полк.
– Да, сэр. Об этом мы уже подумали. Он выедет на задание из Аттока – это его собственное предложение.
– И весьма разумное, – одобрительно кивнул Каваньяри. – Пожалуйста, устройте нашу с ним встречу перед его отъездом.
Уиграм не счел нужным говорить заместителю комиссара, что, вызвавшись отправиться в Афганистан в качестве шпиона, Аш поставил два условия, одно из которых вполне могло заставить его переменить решение. Он твердо заявил, что должен обсудить все с Кода Дадом и, если старик не одобрит план, от него придется отказаться. Второе условие было таково: разведчики должны пообещать позаботиться об Анджули и проследить за тем, чтобы она получила все права его законной жены, если он не вернется.