Индийская страсть
Шрифт:
Несмотря на свое злоключение, Анита продолжала ездить верхом каждый день. Она делала это не из-за потребности побыть одной и уйти в саму себя, как это порой с ней случалось в прошлом, или просто из желания размяться, чтобы быть в хорошей физической форме. Казалось, она не осознавала до конца, что ее толкало на это. Но даже если бы Анита понимала истинную причину своего желания, вряд ли бы она осмелилась признаться в этом даже себе. На самом деле Анита садилась на коня, потому что во время своих поездок по полям она обычно встречалась с Караном, и тогда день принимал иной оборот. Находясь рядом с ним, таким бодрым, полным жизни, она забывала
— Всегда говорят, что индийцы — фаталисты, но это не так… — говорил Каран. — Если нам дадут возможность стать лучше, мы тотчас воспользуемся этим шансом.
Каран был единственным в семье, кому нравилось находиться среди простых людей. Его каприз, который вызывал недовольство братьев и придворных, заключался в том, что время от времени, когда у него появлялось желание, он оставался ночевать в деревнях, в лачуге какого-нибудь бедного крестьянина. Болтали, что с ним обращались как с королем, но для Карана это был самый быстрый способ путешествовать и познавать свою страну, не преодолевая много километров. Ему нравилось говорить с крестьянами о посевной, сборе урожая, удобрениях и вообще о работе на земле. Все это очень интересовало молодого человека и было его пристрастием.
Возможно, поэтому Каран казался Аните более прямым, доступным и открытым, чем его братья, чье истинное призвание было связано с роскошью и помпезностью. Сама мысль о том, чтобы быть среди тех, кто ниже рангом, раздражала их. Каран был чужим среди своих. Его искренность и стремление внедрять современные идеи, которые обсуждались во время общения с английскими друзьями в Харроу или Кембридже, пока не очень принимались в узком аристократическом кругу Капурталы. Но он обладал решительным складом характера, умением быть общительным, ресницами мечтателя и звонким смехом, что заставляло Аниту вздыхать. Рядом с ним она смеялась, чувствовала себя оживленной и трепетала как женщина, ведь ей еще не исполнилось и тридцати.
В Индии у нее почти не было друзей. Но когда она знала, что увидит Карана, все ее переживания, мысли об одиночестве и тоска забывались. Как прекрасно, когда понимаешь другого человека без лишних слов и объяснений, когда получаешь удовольствие от того, что с тобой кто-то рядом! В течение нескольких месяцев, предшествовавших поездке в Европу, не было и дня, чтобы они не виделись. Впервые за много лет по просьбе Карана Анита отправилась во дворец жен, чтобы повидаться с его матерью, рани Канари. По мнению Аниты, Каран был единственным, кто заботился о благополучии близких ему людей и догадывался об одиночестве, на которое, к несчастью, были обречены Канари и Анита. Посещая рани Канари, испанка неизменно видела ее нетвердую походку и блуждающий взгляд. Уже давно мать Карана выбрала спиртное в качестве средства против одиночества в зенане.
В мае 1919 года махараджа, Анита и их свита прибыли в Париж, который еще сохранял вид города-призрака, поскольку теперь ему пришлось сражаться с вирусом, с яростью набросившегося на беззащитных жителей. Из экипажа, доставившего ее к дому сестры, Анита видела, как несколько служащих министерства охраны здоровья входили и выходили из подъездов. На этих людях были маски из белой материи, почти полностью закрывающие лица. У входа в дом Виктории была табличка, предупреждающая, что помещение заражено. Но Анита не обратила на это внимания и побежала вверх по лестнице. Поднявшись на знакомую лестничную площадку, она увидела на двери пломбу. Там никого не было. Тишина повсюду. Птицы уже не хлопали крыльями под лестницей, как будто испугались и тоже покинули дом.
Через мгновение, которое, казалось, длилось бесконечно, Анита спустилась вниз к консьержке. У нее внезапно появилась уверенность, что она больше никогда не увидит Викторию, ей не принесут утешения письма сестры, она не порадуется веселости ее смеха. Чувствуя, как сжалось сердце, не осмеливаясь спросить, но в то же время горя желанием все узнать, она постучала в дверь мадам Дье.
— Я сестра…
— Я вас узнала, — перебила ее консьержка. — Проходите…
В маленькой скромной комнатке было темно. Мадам Дье, как показалось Аните, еще больше сгорбилась. Она предложила ей присесть на диван, на котором спал кот. Через минуту Анита узнала самую страшную новость, которую могла только представить.
— Сначала умер третий ребенок, — медленно рассказывала женщина, — потом, через несколько дней после рождения, скончался младенец. Оба от «испанки». Виктория прожила еще пятнадцать дней. Говорят, что она тоже умерла от этого, но я думаю, что от тоски.
Анита сидела, онемев от ужаса, с потерянным взглядом, не в силах произнести хотя бы слово.
— С тех пор как муж покинул ее, ушел… она совсем о себе не заботилась. Когда после окончания войны Виктория вернулась из деревни, она походила на скелет. Из-за этого и начался грипп.
Наступило долгое молчание, нарушаемое тиканьем настенных часов.
— Этот грипп был хуже бошей, — продолжала женщина. — Я потеряла свою дочь и невестку. А власти не поднимают тревогу, чтобы не началась паника. Это возмутительно.
— Где они похоронены?
— Мадам, мертвых хоронили очень быстро, чтобы не распространялась инфекция. Вашу сестру похоронили менее чем за двадцать четыре часа… Она и дети на кладбище Пер-Лашез.
— Их никто не хоронил? — спросила Анита. Ее взгляд помутнел от крупных слез, которые катились по щекам.
— Никого не пускали, мадам.
— Не было даже кюре? Никого?..
— Нет, мадам, священник был. Но умирало столько людей, что кюре ограничивались тем, что брызгали несколько капель святой воды на трупы. Они тоже не хотели заболеть, это понятно.
— Ясно… — Анита напряглась, чтобы сдержать рыдания.
— Поплачьте, ничто не приносит такого облегчения, как слезы, — сказала женщина, поднимаясь, чтобы подать ей платок. Анита горько плакала. — Но позвольте вам дать совет, мадам… Уезжайте из Парижа как можно скорее. Мы все здесь обречены.
У Аниты осталось слабое утешение, что «аргентинский кабальеро», как описывала его женщина, говоря о Бенигно Масиасе, навещал Викторию до самого конца. Он всегда приходил с пакетами одежды и еды, а также с новостями о поездке в Испанию, которую он взялся организовать, чтобы перевезти Викторию и малышей. Но однажды, за несколько дней до болезни Виктории, аргентинский кабальеро перестал приходить.
Столкнувшись лицом к лицу с ужасом смерти, Анита вновь задалась вопросом, который постоянно мучил ее. Почему она не собралась с духом, чтобы противостоять махарадже, прервать их поездку и прийти на помощь родной сестре? Измученная мыслями о собственной вине, Анита чувствовала, как внутри нее разрастается ярость к себе самой за то, что она не сумела настоять на своем решении в судьбоносный момент, а также к своему мужу, не захотевшему понять тяжесть положения Виктории. Она мысленно обращалась к махарадже, бросая ему в лицо обвинения в эгоизме, упрекала за его привычку требовать, за тщеславие бумажного принца, который ставит свои желания превыше всего.