Шрифт:
Рисунки Б. Шахова
Оформление Ю. Киселева
ЧАСТЬ
I
Мальчик Сону
На корабле поднялась сутолока, как всегда бывает по прибытии в порт. Матросы убирали паруса, гремели якорные цепи. Боцман Уилльямс наблюдал за работой, пересыпая команду замысловатой руганью. Светало. С берега дул легкий бриз. Пассажиры еще крепко спали, лишь один быстро взбежал на палубу. Это был мужчина средних лет, очень скромно одетый. Из-под мятой шляпы виднелись черные волосы, заплетенные сзади косичкой, но не покрытые пудрой. В одной руке он держал тощий баул, в другой — продолговатый кожаный футляр.
— Кажется, прибыли? — остановил он одного из матросов. — Когда же на берег?
— Не терпится? — улыбнулся матрос.
— Не терпится! — признался пассажир; он говорил по-английски с заметным иностранным акцентом.
— До высадки еще далеко. Успеете выспаться.
Пассажир огляделся вокруг. Корабль стоял на рейде среди множества других судов, торговых и военных. Милях в двух к западу, на отлогом берегу, виднелась набережная с огромными пальмами, за ней белые дома с плоскими кровлями, купола диковинных храмов. Правее громоздились хмурые строения крепости.
Пассажир присел на свернутый канат, извлек из небольшого баула толстую тетрадку и походный письменный прибор. Раскрыв тетрадку, он принялся писать витиеватой славянской вязью:
«Года 1785-го, августа 15-го дня прибыл на английском корабле «Родней» к городу Мадрасу на восточном берегу Индии. Этим достопримечательным событием начинаются странствия мои по чужедальней азиатской стране. Надеюсь, они послужат к пользе любезного моего отечества…»
— Эй, вы! — послышался зычный окрик боцмана Уилльямса. — Нечего путаться под ногами.
Пассажир поднял голову.
— Это мне? — спросил он.
— Кому же еще!
— У вас великолепный голос, боцман. Поступайте в лондонскую оперу!..
Уилльямс на мгновенье оторопел, потом, опомнившись, заревел:
— Мне не до шуток! Говорю вам, сворачивайте вашу чортову контору!
Путешественник усмехнулся, уложил письменный прибор и пошел по палубе. Отыскав свободный гамак, он поставил рядом вещи и прилег. Уснуть не удавалось.
«Неужели я наконец в Индии? — думал он. — Какова же она и что здесь ждет меня?»
— Ах, что бы ни было, все славно, все интересно! — сказал он вслух и даже засмеялся от охватившей его смутной радости.
Он задремал наконец, но скоро проснулся. На горизонте над водой стояло огромное багровое солнце. Откуда-то снизу, словно из морских глубин, доносились странные звуки: высокий рыдающий человеческий голос, глухие удары барабана.
Пассажир подошел к борту. На волнах покачивался плот, составленный из больших бревен, связанных веревками. На плоту были двое: рослый мужчина и мальчик лет двенадцати; оба черные, обнаженные, с узкими повязками вокруг бедер и остроконечными травяными колпаками на курчавых волосах.
Увидев человека, склонившегося над бортом, певец вскочил и быстро заговорил. Пассажир пояснил жестом, что не понимает. Индиец швырнул вверх веревку. Пассажир поймал конец.
Мальчик проворно взобрался на палубу. В зубах он держал корзинку с кокосовым орехом и плодами манго. Пассажир взял корзинку, протянул мальчику несколько мелких монет.
— Кто ты? — спросил он по-английски. — Как твое имя?
— Сону! — Индиец ткнул пальцем себе в грудь. — Меня зовут Сону.
— Ты хорошо поешь, Сону!
— Да, Сону любит музыку.
— И я тоже, — улыбнулся пассажир. — Вот, слушай!
Он раскрыл футляр и вынул флейту. Сону подошел поближе, с любопытством рассматривая инструмент. Пассажир приложил флейту к губам. Нежная, воркующая мелодия поплыла над океаном. Сону слушал, внимательно следя за пальцами музыканта.
Ни тот, ни другой не заметили боцмана, который остановился невдалеке.
Музыка умолкла.
— Дай мне, сахиб! — попросил мальчик.
Пассажир протянул ему флейту. Сону осторожно взял инструмент и поднес его ко рту.
— Прочь, обезьяна! — заорал боцман и ударил мальчика ногой пониже спины.
Уронив флейту, Сону свалился на палубу.
— Стыдно, Уилльямс! — воскликнул пассажир задрожавшим от возмущения голосом. — Он не сделал ничего дурного.
— Нечего вам совать нос куда не следует! — огрызнулся боцман.
Сону медленно встал на ноги. Из разбитого носа текла кровь; подняв флейту, он подал ее владельцу.
— Говорю тебе, убирайся с корабля, черномазый! — снова закричал Уилльямс. — Не то я тебя выкупаю… — Он двинулся на мальчика и занес над его головой огромный кулак.
Пассажир схватил боцмана за руку.
— Посмейте только! — сказал он, побледнев от ярости.
Боцман выругался, но явно присмирел. Бормоча невнятные проклятия, он удалился.
Пассажир оглянулся. Сону уже не было на палубе…
Под утренним, еще не очень жарким солнцем город сразу ожил.
На причалах толпилось множество людей, по набережной двигались потоки всадников и пешеходов, на рейде среди кораблей сновали катамараны — плоты, подобные тому, на котором плавал мальчик Сону.
Странное дело, такой большой и важный порт не имел даже небольшой бухты, а вдоль берега тянулись три параллельные полосы кипящих бурунов, которые преграждали большим судам доступ к пристани. Катамараны легко преодолевали это препятствие и потому служили средством сообщения между кораблями, стоявшими на рейде, и городом. Моряки покупали у индийских плотовщиков провизию и местные изделия, передавали на берег письма и поручения.
Перевозили катамараны и пассажиров, главным образом бедняков; люди имущие предпочитали более быстроходные и удобные шелинги — баркасы, сшитые из кусков кожи и пальмовой коры.