Индийский мечтатель
Шрифт:
Между тем Герасим катил в кибитке, держа путь в небольшой украинский городок Батурин — резиденцию графа Кирилла Григорьевича Разумовского 5, бывшего гетмана Украины.
Любитель музыки и хорового пения, Разумовский содержал на службе и возил повсюду с собой наемных музыкантов и певцов, не считая доморощенных талантов из дворовой челяди. К нему-то и нанялся Герасим, когда принял решение оставить казенную службу. Кириллу Григорьевичу привелось дважды слышать игру Герасима на придворных концертах. Граф охотно взял его к себе, положив приличное жалованье.
С некоторых пор Разумовский, покинув Петербург, безвыездно поселился у себя в Батурине, который был подарен ему в наследственную собственность. Жил он там пышно, словно монарх маленького королевства, в старом просторном деревянном дворце. Дом его был постоянно полон гостей и приживальщиков, за стол садилось не меньше пятидесяти персон, по вечерам играл оркестр, выступала хоровая капелла, а иногда солисты. Тихий городок наполнился шумом и движением. По пыльным батуринским улицам и окрестным дорогам проносились кареты, мчались блестящие всадники на кровных скакунах, охотничьи кавалькады, сопровождаемые звуками рогов и разноголосым лаем гончих.
Герасим прожил здесь около двух лет не без пользы для себя. Он узнал и полюбил мелодии украинских песен, прочел много книг из обширной библиотеки графа, научился недурно читать и изъясняться по-французски у старичка-француза, не то танцмейстера, не то гувернера.
Все же через некоторое время служба стала тяготить Лебедева. Однообразие усадебной жизни, скука захолустного городка томили молодого артиста. Еще больше тяготился он своим положением. Граф был отнюдь не жесток и даже не очень высокомерен. Он не забывал о том, что в детстве вместе со своим братом, Алексеем, пас хуторское стадо в деревушке на Черниговщине; иногда он даже любил прихвастнуть своим простым происхождением. Но теперь он был барином, вельможей. К артистам тогдашняя русская знать относилась чуть получше, чем к своим дворовым. Ими восхищались на сцене и забывали тотчас, когда они спускались со своего пьедестала. Герасиму становилось все тяжелей сносить капризы, а подчас и самодурство графа, приспосабливаться к нравам и вкусам его многочисленной родни, приближенных, управителей, фаворитов.
В конце концов это опротивело ему. Мытарства детских лет приучили его терпеливо сносить нужду и лишения, но зато он никогда не знал унизительной зависимости от барина.
Да и помимо всего этого, просто надоело сиднем сидеть на одном месте. Захотелось движения, простора, новых ландшафтов, новых людей, новых впечатлений!..
И снова судьба улыбнулась Герасиму. Сын старого графа Разумовского, Андрей Кириллович, попавший из-за дворцовых интриг в немилость и сосланный сперва в Ревель, а потом к отцу в Батурин, внезапно был облагодетельствован почетным назначением. Екатерина II, установив дипломатические сношения с Неаполитанским королевством, назначила Андрея Разумовского главой посольства.
Представлялся такой счастливый случай, о котором Герасим и мечтать не мог. Граф Андрей слыл повесой, великосветским щеголем и бахвалом, но был неплохо образован, умен, искренне любил музыку. Лебедев обратился к нему, и посол недолго думая зачислил его в состав своей свиты.
Посольство пустилось в путь весной 1777 года. Впервые выехав за пределы родины, Лебедев с интересом наблюдал жизнь лежавших на пути польских, венгерских, чешских городов и селений.
По некоторым причинам дипломатического свойства Андрей Кириллович задержался в Вене. Это очень обрадовало Герасима: Вена была одной из самых оживленных и красивых европейских столиц, средоточием наук и искусств. Герасим мог часто посещать оперу и концерты, слушать прекрасные творения Баха, Генделя, Глюка, Гайдна и юного, но уже знаменитого Моцарта.
Граф Разумовский зажил в Вене на широкую ногу. Его музыкальные вечера славились особенной изысканностью и блеском: здесь собиралось венское высшее общество, выступали лучшие артисты. Граф первое время избегал представлять Лебедева столь тонким ценителям, но однажды решился и был весьма польщен его шумным успехом.
Прошло больше года, а посол не собирался отправляться в Неаполь.
Тогда Герасим принял решение расстаться с посольством и ехать дальше. Разумовский пытался было отговорить его, но в конце концов уступил. Дело несколько осложнялось тем, что посол не мог расплатиться с Лебедевым, который не получал жалованья уже больше трех месяцев. Непомерные траты вконец истощили средства графа Андрея Кирилловича. Он задолжал служащим, портным, поставщикам — словом, был в долгу, как в шелку. Писал в коллегию иностранных дел, писал отцу, сестрам, но день шел за днем, а деньги не приходили ни из Петербурга, ни из Батурина.
Герасим понял, что ждать дольше не имеет смысла, а так как денежные обстоятельства всегда мало волновали его, то, удовлетворившись извинением графа и его письменным отзывом, составленным в самых лестных выражениях, Лебедев отправился в дорогу. Он решил сначала ехать в Эйзенштадт, небольшой город, принадлежавший венгерскому магнату графу Эстергази. Там, в графском замке, был оркестр — один из лучших в Европе; им управлял знаменитый композитор и дирижер Иосиф Гайдн.
Гайдн принял младшего собрата любезно. Рекомендации графа Разумовского читать не стал, а попросил Лебедева поиграть. Послушав немного, Гайдн тотчас же предложил русскому гостю место в своем оркестре, добавив, что едва ли это доставит удовлетворение молодому артисту, который мог бы с успехом давать концерты в больших городах. Тем не менее Герасим решил принять приглашение. Ему хотелось поближе познакомиться со знаменитым музыкантом.
Прослужив в эйзенштадтском оркестре несколько месяцев, Герасим расстался с Гайдном. Он искренне восхищался композитором и ощущал гордость от сознания, что пользовался его расположением.
Сдержанная похвала Гайдна обрадовала его несравненно больше, чем восторженные отзывы Разумовского и его титулованных гостей.
Впрочем, похвалив Лебедева, композитор откровенно высказал свое мнение:
— Господь одарил вас редким музыкальным талантом, мой друг, — сказал он. — Тем не менее сомневаюсь, чтобы вы когда-нибудь стали действительно великим музыкантом. Музыка капризна: она дарует свои милости тем, кто целиком отдает себя ей, и только ей… Вы же, дорогой коллега, не кажетесь мне человеком такого рода: вы непоседливы, интересы ваши слишком разнообразны.
— Вероятно, вы правы, уважаемый маэстро, — отвечал Герасим. — Что ж! Я не честолюбив, не ищу славы. Чего мне действительно хочется — это прожить жизнь интересно, побольше узнать, повидать белый свет и принести пользу людям.
— От всей души желаю, — сказал сердечно Гайдн, — чтобы эти благородные помыслы успешно осуществились… И все-таки вы — артист, истинный артист!
В пути Герасим много думал об этом человеке и его странной судьбе. Гайдн создал выдающиеся музыкальные произведения — некоторые из них Лебедеву удалось слышать в исполнении самого автора, — но ни одно из них не было известно за пределами Эйзенштадта. Контракт, заключенный с графом Эстергази, обязывал Гайдна не публиковать ни одной его композиции в течение всего срока службы.
«До чего же грустна участь артиста! — размышлял Лебедев. — Все мы — только жалкие игрушки тех, кто обладает титулами и богатством…»
В течение двух лет Герасим Лебедев путешествовал по Германии. Побывал в Саксонии, Вюртемберге, Пфальце, Баварии, Брауншвейге, играл при дворах королей, герцогов, курфюрстов, ландграфов. Пользовался повсюду успехом, но отнюдь не разбогател. Немецкие феодальные царьки не отличались щедростью.
Наконец неутомимый странник добрался до Парижа. Ослепительный блеск города затмил все, что ему пришлось до тех пор видеть в Европе. Лейпциг, Мюнхен, Штутгарт, Франкфурт и даже роскошная Вена казались теперь тусклыми и провинциальными. Однако, наглядевшись вдоволь на парижские чудеса, Герасим осмелился попробовать свои собственные силы на этой огромной ярмарке талантов. Имя Дмитревского, о котором еще не успели забыть его парижские коллеги — артисты Французской комедии, письменный отзыв графа Разумовского, наконец его собственное незаурядное искусство музыканта открыли Лебедеву двери парижских храмов искусств и великосветских музыкальных салонов.