Инфанта (Анна Ягеллонка)
Шрифт:
Ротмистр в этот день пошёл искать бывшего знакомого аж в комнату на чердаке, и там между ними завязался следующий разговор.
Немечковский поначалу говорил тяжело и ломаной полчишной, только когда разговорился с Белинским, речь потекла у него всё легче.
На пороге они обнялись.
– То-то мне только гость, – сказал Белинский. – Когда-то мы из глаз тебя потеряли, а потом было глухо, словно в воду канул, в самом деле, мы все тебя оплакивали. Ведь это тому…
– Двадцать семь лет, – прервал Немечковский. – Молодая королева Элжбета тогда, упрошенная с. п. гетманом Тарновским, дала мне рекомендательные письма
Император Карл V принял меня как нельзя лучше и дал место в войске. Правда, что поначалу было тяжко и с речью, и с обычаем освоиться, и ради них наломаться, но молодой был и жадный до учения, а всё войско, хотя бы даже их ланцкнехты, так отличалось от нашего, что желало принести мне пользу, дабы что-нибудь домой привезти. Итак, я начал с их оружия, с одежды, с доспехов и, на удивление, мне посчастливилось…
Люди также полюбили меня от того, что был запальчивый и весёлый…
Что же скажете? Из года в год как-то с ними сжился, а в доме из семьи никого не было, засиделся аж по сию пору.
Немечковский опустил вдруг глаза и заколебался, словно ему нелегко было в чём-то признаться.
– Немного в том и бабская хитрость была повинна, – добавил он, – полюбил в Вене девушку и должен был жениться…
Белинский фыркнул.
– Я догадался, – сказал он, – иначе там бы не выдержал так долго.
– А! Красавица это была, красавица, кровь с молоком! Весёлая и умная, – говорил Немечковский, – опутала меня… Божий свет над её душой, потому что она уже не живёт. Только после смерти жены затосковал по родному краю, хотя в нём никого уже не имею.
Помните, ротмистр, молодыми мы оба были… двадцать семь лет… король Сигизмунд правил ещё… королева Элжбета жила… Как тут у вас в Польше всё изменилось! Ничего не понимаю, никого не знаю… В то время, когда ехал на двор Карла V, наш Сигизмунд Старый болел и скорую его кончину предсказывали, а теперь Август, слышу, также без надежды на жизнь… и без потомства!
Онемеченный шляхтич повёл глазами по задумчивому ротмистру, словно хотел угадать его ответ, и прервал, ожидая; но Белинскому печаль не дала быстро прийти к слову.
Они молчали так добрую минуту. Ротмистр поднял голову.
– Слушай-ка, Немечковский, – не скрывай от меня. Двадцать семь лет не был у нас и не срочно тебе было, а теперь охота пришла. Признайся открыто… выслали тебя на разведку? Император имеет великий аппетит на Польшу?
Немечковский так яростно дёрнулся, услышав этот вопрос, словно в него ударила молния; он стоял почти ошеломлённый.
– Во имя Отца и Сына! Кто же это поведал? – крикнул он.
Белинский смеялся.
– Никто не говорил, но я тебя в этом подозреваю, – сказал он. – Тут много разных людей крутится и от шведа, и от императора, и от французов, а в Литве от царя. Император имеет у нас много своих… естественная вещь была бы, если для себя хотел получить выгоду.
Пан Сигизмунд (такого было имя Немечковского), не отвечая, закусил усы; в лице было видно какое-то колебание и страх.
– Куда бы снова такого маленького человека, как я, собирались посылать, – сказал он, – ни на много бы им пригодилось. Но я столько лет служил императорам, насмотрелся на их мощь, что сам собой, если бы мог, готов бы им помогать по доброй воле. Следовательно, как тут обстоят дела, ротмистр?
Белинский, смеясь, похлопал его по плечу.
– Ну, ну, – сказал он, – больше я не хочу знать. Что до императорских заигрываний с нашей короной, я немного знаю об этих вещах. Есть тут достаточно могущественных панов, что сторонники императора; правда, будут такие, что его за деньги захотят поддерживать, но шляхта боится. В Венгрии и в Чехии немцы хорошо ограничили свободы и привилегии, а мы о своих заботимся. Если бы даже кого хотели выбирать из родни, сперва должен был бы жениться на нашей принцессе, а во-вторых… хорошо бы его укрепили, чтобы нам absolutum dominium не вводил.
Шляхта не любит немца…
Немечковский заинтересованно слушал.
– Но для обороны от турок и москаля, – сказал он, – сила императора очень бы нам пригодилась…
– До сих пор мы без неё обходились, – ответил Белинский.
– Кто же ещё сватался к короне? – спустя мгновение, начал Немечковский.
– Говорят о французе, – сказал Белинский, – а тот будто бы имеет не меньшую силу, чем император, и не грозный. Прусский родственный князь тоже рад быть выбранным. Литва хотела бы царя, но, по-видимому, раздумает… Имеются такие, что о младшем сыне короля шведского, рождённому от нашей принцессы, намекают…
Кто может отгадать будущее, однако же король живёт…
– Но ему жизнь не обещают? – спросил Немечковский.
– Очень плохо, – начал ротмистр. – Несчастный господин из-за бабы попал и в болезнь, и в такое состояние, что ему жизть не хочется. Сегодня или завтра завещание велит писать и запечатать.
Белинский опёрся на руки и вытер слезу.
– В завещании он мог бы выразить желание о приемнике? – вставил Немечковский.
– Не знаю, сдалось ли бы это на что, – продолжал дальше Белинский, – и меньше, чем кому-нибудь, императору, потому что из-за принцессы предубеждение к нему имеет. Повторяет, что умирает без наследника, когда ему вовремя развестись с женой не дали.
Немечковский внимательно слушал, не отвечал ничего и разговор казался исчерпанным, когда стоявший перед Белинским снова спросил:
– Не слышали вы тут что-нибудь о Гастальди?
Ротмистр пожал плечами.
– Каком? Том, что воспитывался на нашем дворе?
– Думаю, что именно он и есть, так как второго такого не знаю, – сказал пан Сигизмунд. – Нет его здесь?
– Ничего не знаю о нём.
Снова какое-то время разговор не шёл. Немечковский присел на тарчане.
– Всё я тут, – сказал он, – у вас иначе нахожу, нежели ожидал. Говорили в Вене, что император имеет могущественных сторонников в Польше и почти уверен в выборе. Тут же, кого спрошу, о ком намекну, слушать о нём не хочет. Я считал, что вам на что пригожусь, так как сжился со многими придворными, господами и рыцарством.
– Но всё это слишком преждевременно, – прервал Белинский. – Король жив, Бог может дать, что выкарабкается.
Таким образом прерываемый разговор продолжался ещё какое-то время, когда ротмистр спросил Немечковского, долго ли он думал здесь находиться и какая была настоящая цель путешествия, ежели тут не думал осесть.
– Сам не знаю, – проговорил Немечковский, – родня у меня далеко, которая меня не знает и я её тоже. Я хотел рассмотреться на родине на случай, если бы император имел тут какую-нибудь надежду.