Infernal

Вилков Алексей

Находясь в состоянии гнилого баклажана, я отчётливо помнил все сюрреалистичные события вчерашнего дня. Призраки за ночь не появлялись, и голоса не посещали, но смутное ощущение предстоящей роковой встречи с чем-то или с кем-то неизвестным не покидало, а появилось оно как раз ночью, когда я в полном угаре храпел на весь отель и дышал перегаром на целое крыло, заставляя постояльцев запирать двери плотнее.

Я полез в карман брюк и вытащил помятый листок с изображением Лизы. Как обычно, она грустно улыбалась, а голубой жакет был измят, но это нисколько не уменьшало её красоты. Подобрав новый журнал, я проверил дату его выхода. Выпуск вышел недавно – две недели назад, а за этим следовало, что Лиза теоретически уже не могла в нём сняться.

По крайней мере, её физическая сущность к тому моменту уже покоилась в земле. Но снимки могли быть сделаны задолго до того, как вышел журнал – так, наверно, и есть. И уж точно фото пошли во многие издания, разлетевшись по всему свету. Неужели съёмки для модного глянца были ещё одним тайным, но не таким шокирующим увлечением, о котором я не подозревал.

Может быть.

С Лизой возможно всё. Вероятно, снимки делались задолго до моего появления здесь и хранились в ящике или в камере счастливчика-фотографа, которому удалось остановить мгновение и поймать её потустороннюю улыбку. Я готов был найти этого счастливчика и выкупить все негативы за любые деньги, а если он откажется, – не каждый легко расстанется с внеземной красотой, – заставить сделать мне сотни экземпляров всех её фотографий. На это он должен согласиться, ведь Лиза для него – всего лишь модель, а для меня – целая жизнь, длиною в вечность.

Жаль, что наш юбилей я встречал в унынии и уже без неё. Всё по её сокрушительной воле. И меня не нужно убеждать, чтоб я опять осознал, что живу лишь ею одной, а она так никуда и не уходила. На время приглушила свои чары, а её фотка в моём бумажнике прямое тому доказательство. В целом, это вполне прилично – хранить памятные атрибуты – так делают многие. Чего же тут предосудительного и необычного? Никто бы не стал корить меня и обвинять в фетишизме. Всё как обычно – как у любого нормального человека. Отличие в том, что нормальным людям не являются призраки средь бела дня, и не подбрасываются рекламные буклеты с фантомами на обложках – а так – ничего необычного. Жизнь как жизнь.

Чего вы ещё хотите?

Будь что будет – не раз повторял себе эту сакраментальную фразу и жил, руководствуясь исключительно ей, и поэтому до сих пор передвигал свою задницу и даже чего-то там собирался делать.

И чтобы окончательно придти в норму, я отправился в город. До кафетерия тарабанить пешком долго. Я взял фору и вышел за час, чтоб заодно принять былую форму, чтобы не выглядеть сизокрылым пингвином, на которого я походил, глядя на себя в зеркало. В безжалостном отражении на меня косился отёчный, синюшный, с торчащими на затылке клубками волос чурбан, не понимающий, где находится, будто его всю ночь скрещивали продвинутые гуманоиды с самками африканских гиббонов. Похоже, что между ними что-то получилось – на гиббона я отчасти походил, но больше на сизокрылого пингвина, особенно одним местом.

До места встречи путь пролетел незаметно. Новые виды, новые ощущения. Токийские пейзажи выглядели впечатляюще. Отчего-то казалось, что небоскрёбы вот-вот рухнут на меня и задавят, вбивая на километры в бетон, а затем утащат сквозь метро и канализацию далеко-далеко вниз в неизведанные подземелья. Начиналось дежавю наподобие падения башен-близнецов всемирного торгового центра. Я предчувствовал, как старая Ванга, новую катастрофу, и ощущение неминуемого падения небоскрёбов не покидало. Я уяснил себе, что к тому времени мне обязательно следует покинуть острова, а там пусть хоть вся метрополия рушится – мне, как говорится, по барабану, даже если небоскрёбы упадут точнёхонько на особняк Мисимы, где он репетирует со своей бездарной шайкой. По барабану!

Не обязательно должен произойти теракт. После газовой атаки «Аум Сенрике» в Токио не применялись средства массового поражения. Скорее, не теракт, а землетрясение с цунами, что случается и так довольно регулярно, но небоскрёбы почему-то не падают. Я знал, что они построены по особой технологии и удерживают до десятка баллов по шкале Рихтера, но

должно было так протрясти землю, что самые крепкие домины не выдержат и рухнут – вот это настоящий апокалипсис, который и Голливуду не снился. Фильм-катастрофа, но только в реальности. Но пока это сугубо порождение моих нездоровых фантазий, а что во мне оставалось здорового? Разве что соображалка не подводила. Самых близких людей я не забывал – они вколачивались в меня генетической памятью. Высотки не кончались, но я уже не обращал на них внимания: рухнут так рухнут – я такого в жизни навидался, что бояться каких-то бетонных мумий было бы нелепым мальчишеским вздором.

Когда добрался до знаменитой кофейни, поздравил себя с тем, что нашёл её с первой попытки. Милый классический антураж, ничто не раздражает, и обслуга приличная. Не та, что вчера, но и выделять кого-то не хотелось. Я настроился на деловой лад, заказал снова рис с чаем (он пришёлся мне по душе) и сидел, прокручивая разные варианты диалога с Мисимой.

Погода в Токио менялась, как в Питере: то солнце и знойный ветерок, то сваи туч и холодный дождь. К счастью, цунами не ожидалось. Специально я не следил за погодой, но об этом трещали все сводки новостей, и Мисима любил обмолвиться на сей счёт словечком. Когда я выходил, над высотками обнажалось чистое небо, но теперь из окон кофейни веяло пасмурностью.

Некоторые клерки распускали накрахмаленные зонты. Сейчас противно накрапывало. По окнам барабанили крупные капли. Я огорчился, что не прихватил зонтик, вспомнив, что не сообразил привезти его с собой. Решил спросить у администрации отеля, если они выдают зонты напрокат – это было бы очень удобно и не накладно. Таскать с собой тяжёлые металлические прутья с обшивкой мне всегда было лень, и они занимали много места, а руки от зонта уставали, когда тащишь его целый день как бейсбольную биту или полицейскую дубинку, а некоторые зонты и на электрошокер похожи. Разные попадаются.

Рис с чаем остывал, а я отвлекался от бесплодных раздумий и отхлебнул немного. На сей раз его вкус не пришёлся по душе как вчерашний. Кафе другое, повара и обстановка, и настроение, поэтому и ощущения разные. На вкус рис слегка пересоленный и пресный, но я не гурман, чтоб улавливать мельчайшие нюансы его обработки, но есть можно. Тем более, я почти всеядный.

На столиках аналогичным образом лежали рекламные флаеры, и я воспользовался случаем и перелистал их все в надежде отыскать новые снимки Лизы – не получилось. Фотки попались неинтересные, только с японскими моделями. И брать с собой несколько штук в качестве сувениров не стал. Японок везде хватало. Даже в моём отеле особо не попадались иностранцы – одни японские буржуа и несколько многодетных семей с маленькими детёнышами, приехавшими из дальних провинций в большой город – зачем? А иностранцев не намечалось, и становилось грустно. Скучные японцы надоедали. Хотелось поболтать с любым дальновидным греком или разгорячённым испанцем, а встретить нашего человека считалось большой удачей, но наших не попадалось. Или мне просто не везло. Ностальгия по соотечественникам нарастала, и я запивал её чаем, что отчасти помогало. Экзотика выходила на передний план.

Я осмотрелся кругом, оторвавшись от пития и булавочных официанток. Внимание привлёк субъект напротив – европеец, поэтому и выделялся из окружающих. Он кого-то напоминал, но я пытался его рассмотреть и разоблачить. Где-то я с ним общался, или это просто прежняя ностальгия делала любых европейцев кровными братьями?!

Через мгновение я разгадал сложный ребус. Память на лица не подвела – мы встречались! Причём при весьма пикантных обстоятельствах.

Я сгрёб своё добро, приподнялся и направился к нему, благо он куковал, как и я, в одиночестве. Он пообщается со мной, иначе живым я не выпущу его из кофейни. Получилось подойти незаметно. Знакомый тип листал «New York Times» и не обращал на меня внимания. Я поставил свои приборы на его столик и присел напротив, не спрашивая разрешения.