Инферно Габриеля
Шрифт:
Джулия снова взглянула на обломки стула — милого шведского стула, который за свою короткую жизнь никому не сделал ничего плохого, — а потом посмотрела на профессора. Но не возразила.
Габриель облизал пересохшие губы:
— Для вас это что, игра? Я даже знаю, откуда вы позаимствовали сюжет. Из оперы Прокофьева. Пол — это Питер. Я — волк. А вы кто? Вероятно, утка? [24]
Джулия покачала головой.
— То, что сегодня произошло на моем семинаре, больше никогда не должно повториться. Это вам понятно?
24
Речь
— Да, профессор.
Джулия, которая до сих пор так и стояла у двери, нажала дверную ручку. Дверь была заперта.
— Я извинюсь перед аспирантами, — тихо сказала Джулия.
— И станете мишенью для новых сплетен? Ничего подобного вы не сделаете, если не хотите бед на свою голову… До сих пор не могу понять, почему вы так упорно и упрямо отказывались разговаривать со мной? Один телефонный звонок. Одна встреча. Я даже согласился бы говорить с вами через дверь. Но вам почему-то захотелось говорить со мной на публике! На виду у всего моего долбаного семинара!
— Я обнаружила конверт с моим лифчиком в почтовом ящике… Я подумала…
— Значит, плохо подумали! — огрызнулся он. — Если бы я отправил вам его почтой, появился бы след. Это было намного опаснее, чем опустить безымянный конверт вам в ящик. И ваш iPod я не собирался оставлять на крыльце, где его легко могли стащить.
Слова про iPod показались ей и вовсе лишенными логической последовательности, но она решила не усугублять свое положение узницы профессорского кабинета.
— Я сделал чудовищную глупость, поменяв направление лекции. Зато ее концовка — целиком ваша, Джулианна. Это было равнозначно взрыву водородной бомбы… Вы никуда не уйдете с моего потока. И не мечтайте. Ясно? Вы не будете менять тему диссертации. Сделаем вид, будто этого «прорыва стихий» вообще не было. Большинство аспирантов не собираются заниматься Данте и мало знакомы с подробностями его жизни. Надеюсь, у них есть более насущные заботы и инцидент вскоре забудется.
Джулия молчала.
— Подойдите ближе, — велел Габриель, указав глазами место на ковре.
Она сделала несколько робких шагов.
— Вы уже подали официальный отказ от гранта?
— Еще нет. Декан факультета заболел свиным гриппом.
— Но вы договаривались о встрече с ним.
— Да.
— Значит, на это вежливости у вас хватило. А вот на то, чтобы послать эсэмэску из двух слов, когда я места себе не находил, беспокоясь за вас… на это ваша вежливость не распространяется.
Джулия моргала.
— Вы отмените встречу с деканом.
— Но я не хочу брать эти деньги, и…
— Вы отмените встречу, возьмете деньги и будете держать язык за зубами. Вы устроили дикий хаос, который мне теперь придется разгребать. — Он мрачно поглядел на нее. — Это понятно?
Джулия неохотно кивнула.
— Ваше электронное письмо было не просто набором дерзостей. Это была пощечина, которую вы мне отвесили после всех моих посланий. Кстати, вы их хотя бы слушали? Или сразу удаляли?
— Слушала.
— Вы их слушали и не верили моим словам. И не считали нужным на них отвечать. Зато вы сочли нужным вбить в свое письмо словечко «домогательство». Чего вы, черт вас дери, надеялись этим достичь?
— Я… я не знаю.
Габриель подошел к ней почти вплотную:
— Не удивлюсь,
— Да.
— Вы единственная, кому удается нажать на все мои кнопки одновременно. Я не преувеличиваю.
Джулия с тоской оглянулась на дверь. Ей хотелось бежать отсюда, бежать без оглядки.
— Смотрите на меня, — тихо потребовал Габриель. Когда их глаза встретились, он продолжил: — Я вынужден принять ряд «аварийных мер». Кристе я уже вправил мозги и думал, этим все ограничится. Но из-за вас мне теперь придется разбираться и с Полом. Криста — особа, не блещущая умом, зато весьма опасная. Я бы ее с удовольствием отчислил хоть завтра. А Пол был хорошим лаборантом.
«Был?» — мысленно ужаснулась Джулия.
— Прошу вас, не выгоняйте Пола. Это я виновата. Я не хотела, чтобы он шел к вам, но не смогла настоять. Он никому ничего не скажет.
— Пол — это ваш выбор? — ледяным тоном спросил Габриель. Джулия молча теребила лямки рюкзака. — Я задал вам вопрос.
— Я пыталась.
— И?
— И ничего.
— Судя по тому, как вы обнимались возле почтовых ящиков, я бы этого не сказал. Какое уж тут «ничего»? Парень стучится в мой кабинет, словно рыцарь, готовый ради вас сражаться со мной. Почему вы не можете прямо и честно сказать, чего вы хотите? Почему, Джулианна? Или вы отзываетесь только на Крольчиху? — ледяным голосом, полным сарказма, спросил Габриель.
У Джулии округлились глаза, но она в который уже раз промолчала. Она не знала, что говорить.
— Прекрасно. Я отступаю. — Он пренебрежительно махнул в сторону двери. — Отныне Пол может безраздельно владеть вами.
Джулия побрела к двери. Она шла с опущенной головой, сгорбившись, похожая на бабочку с оторванными крылышками. Ее оставили в университете. Ее оставили на потоке. Слабое утешение на фоне только что пережитых потерь.
Габриель молча следил, как она возится с дверью. Сейчас Джулия напоминала ребенка, готового захныкать из-за собственного неумения повернуть рычажок задвижки и открыть дверь. Не выдержав, он сам подошел к двери, встал за Джулией и протянул руку к задвижке. Его рука ненароком коснулась ее левого бедра. Джулия не вздрогнула, не отодвинулась. Тогда Габриель наклонился к ней и прошептал:
— Значит, все раны, которые вы нанесли мне в аудитории… вы даже не знаете, зачем вы это сделали?
Ее спине стало жарко. Тепло, исходившее от груди Габриеля, жгло ей лопатки. Его шелковый галстук терся о ее волосы, потом стал тереться о ее шею, отчего та мгновенно покрылась пупырышками.
— Вы дали повод для злобных сплетен о нас и тоже не знаете зачем?
— Вы были жестоки ко мне.
— А вы ко мне.
— Вы сделали мне больно.
— И вы — тоже. Неужели месть — это все, о чем вы мечтали? — Габриель продолжал шептать, обволакивая ее щеку своим теплым дыханием. — Вы из Крольчихи превратились в разъяренного котенка. И сегодня, мой котеночек, вы очень сильно меня поцарапали. От каждого вашего слова у меня шла кровь. И как, вы довольны? Рады, что прилюдно унизили меня, раскрыв все мои тайные пороки? Вы соорудили из них славный костер и умело подожгли его, как заправский инквизитор. — Он прижал губы почти к самому ее уху, и Джулия невольно вздрогнула. — Вы трусиха.