Инферно
Шрифт:
Лэнгдон мгновенно проснулся от крика.
Комната была яркой. Он был один. Острый запах медицинского спирта висел в воздухе и где-то пикала машина в спокойном ритме его сердца. Лэнгдон попытался пошевелить своей правой рукой, но резкая боль удержала его. Он посмотрел вниз и увидел катетер, стягивающий кожу на его предплечье.
Его пульс ускорился и машина догнала его, пикая быстрее.
Где я? Что произошло?
Затылок Лэнгдона пульсировал от боли. Он осторожно протянул свою свободную руку к голове, пытаясь найти источник боли. Под запутанными волосами
Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить произошедшее.
Ничего. Совершенно.
Думай.
Только темнота.
Внутрь ворвался человек в медицинском халате, обеспокоенный, очевидно, тревожными сигналами кардиомонитора Лэнгдона. У него была косматая борода, густые усы и добрые глаза, которые излучали глубокое спокойствие из-под больших бровей.
– Что…случилось?
– спросил Лэнгдон.
– Я попал в аварию?
Бородатый мужчина приложил палец к губам, и выбежав, позвал кого-то в коридоре.
Лэнгдон повернул голову, но движение вызвало всплеск боли по всему черепу. Он глубоко вздохнул, дав боли уйти. Затем, очень аккуратно и методично, он огляделся вокруг.
В больничной палате была всего одна кровать. Ни цветов. Ни открыток. Лэнгдон увидел свою одежду рядом на столике, с вложенным внутрь прозрачным пластиковым пакетом. Все было покрыто кровью.
Боже мой. Наверное, плохи мои дела.
На этот раз, Лэнгдон очень медленно повернул голову к окну рядом с его кроватью. Снаружи было темно. Ночь. Все, что увидел Лэнгдон на стекле, это отражение - мертвенно-бледный незнакомец, слабый и уставший, подключенный к трубкам и проводам и окруженный медицинским оборудованием.
В коридоре послышались голоса, и Лэнгдон обратил свой взгляд в комнату. Доктор вернулся, но теперь в сопровождении женщины.
На вид ей было слегка за тридцать. Она носила голубой халат, а связанные сзади в хвост светлые волосы покачивались, когда она шла.
– Я доктор Сиенна Брукс, - сказала она, улыбнувшись Лэнгдону.
– Я буду работать с доктором Маркони сегодня вечером.
Лэнгдон слабо кивнул.
Высокая и гибкая, доктор Брукс двигалась с напористой походкой спортсменки. Даже в бесформенной медицинской одежде у неё была грациозная элегантность. Несмотря на отсутствие какого-либо макияжа, цвет её лица казался необыкновенно гладким, единственное пятно - крошечная родинка как раз над губами. Её глаза, хотя и нежно карие, казались необычайно проникновенными, как будто они свидетельствовали о глубине опыта, с которым редко сталкивается человек в её возрасте.
– Доктор Маркони не очень хорошо говорит по-английски, - сказала она, садясь около него, - и он попросил меня заполнить вашу приемную карту пациента.
Она ещё раз ему улыбнулась.
– Спасибо, - прохрипел Лэнгдон.
– Хорошо, - начала она деловым тоном.
– Как вас зовут?
Ему потребовалось несколько секунд.
– Роберт… Лэнгдон.
Она посветила фонариком в глаза Лэнгдона.
– Род занятий?
Эта информация всплыла ещё медленнее.
– Профессор. Истории искусств… и символогии. Гарвардский Университет.
Доктор Брукс приглушила свет и посмотрела на него с удивлением. Врач с густыми бровями тоже был удивлен.
– Вы… американец?
Лэнгдон ответил ей озадаченным взглядом.
– Просто…, - она прервалась.
– У вас не было документов, когда вы прибыли. И по шотландскому твиду и сомерсетским туфлям мы предположили, что вы британец.
– Я американец, - заверил её Лэнгдон. Он слишком устал, чтобы объяснять своё предпочтение элегантной одежде.
– Что-нибудь болит?
– Голова, - ответил Лэнгдон. От света яркого фонарика пульсация в черепе только усилилась. К счастью, она теперь спрятала фонарик в карман и взяла Лэнгдона за запястье, проверяя его пульс.
– Вы проснулись с криком, - сказала женщина.
– Вы помните почему кричали?
Перед Лэнгдоном снова вспыхнуло странное видение с женщиной в вуали, окруженной извивающимися телами. Ищи и найдешь.
– Я видел страшный сон.
– О чём?
Лэнгдон рассказал ей.
Выражение лица доктора Брукс оставалось нейтральным, пока она делала записи на планшете.
– Какие-нибудь идеи насчет того, что могло вызвать такое ужасное видение?
Покопавшись в воспоминаниях, Лэнгдон покачал головой, что означало “никаких”.
– Хорошо, мистер Лэнгдон, - сказала она, продолжая записывать.
– Несколько формальных вопросов. Какой сегодня день недели?
Лэнгдон задумался на мгновенье.
– Суббота. Я помню как ранее сегодня я проходил через кампус… собираясь на серию дневных лекций, а потом… это в принципе последнее, что я помню. Я упал?
– Мы к этому вернёмся. Вы знаете где Вы?
Лэнгдон озвучил свою лучшую догадку.
– В Массачусетской больнице?
Доктор Брукс сделала ещё одну запись.
– А есть кто-нибудь, кому нам следует позвонить? Жена? Дети?
– Никого, - ответил Лэнгдон инстинктивно. Он всегда наслаждался одиночеством и независимостью, которую предоставляла выбранная им холостяцкая жизнь, хотя ему пришлось признать, что в его текущей ситуации он предпочёл бы, чтобы рядом было знакомое лицо.
– Есть несколько коллег, которым я мог бы позвонить, но я в порядке.
Доктор Брукс закончила писать, и подошёл старший врач. Поглаживая свои густые брови, он достал из кармана маленький диктофон и показал его доктору Брукс. Она понимающе кивнула и повернулась к своему пациенту.
– Мистер Лэнгдон, когда Вы вечером поступили, Вы что-то беспрестанно бормотали.
– Она поглядела на доктора Маркони, который взял записывающее устройство и нажал кнопку.
Запись начала проигрываться и Лэнгдон услышал свой собственный слабый голос, постоянно бормочущий одну и ту же фразу: “Оч… жаль. Оч… жаль.”
– По-моему, похоже, - сказала женщина, - как будто вы говорите - Очень жаль. Очень жаль.
Лэнгдон согласился, и все же он не помнил об этом.
Доктор Брукс устремила на него тревожный напряжённый взгляд.