Ингвар и Ольха
Шрифт:
Такая уверенность была в его словах, что Студен побледнел, а в толпе раздался разочарованный вздох. Костяшки остановились, касаясь друг друга. Черные глазки смотрели в потолок. Все шевелили губами, считая, наконец кто-то сказал неуверенно:
– Мне показалось?.. Я насчитал пять и четыре…
– И я…
– И у меня тоже, – сказал еще один, вдруг заорал ликующе: – Рудый, ты опять проиграл! А как хвост распустил заранее! Ровно петух перед курами соседа.
На другое утро Рудый едва вышел на крыльцо, ощутил недоброе.
– Добро ли почивалось, Рудый? – спросил он.
– Благодарствую, – ответил Рудый. – И тебя тем же концом в то же место. Чего ты такой добрый?
– За должком пришел, – объяснил Студен. – Ты мне задолжал десять гривен злата. Обещался отдать утром, вот я и пришел.
Он требовательно протянул руку ладонью кверху. Нетерпеливо пошевелил пальцами. Рудый смотрел тупо, сдвинул плечами:
– Сегодня у меня нету.
– Рудый, – сказал Студен предостерегающе, – тебе лучше отдать сегодня. Стоит мне сказать великому князю, что ты опять играл…
Плечи Рудого сами собой передернулись. Он сказал торопливо:
– Студен, разве мы не друзья? Что ты в самом деле? Как будто не отдам. Но земли мне Олег пожаловал аж за два дня езды верхами отсюда. Там мой терем, там моя доля, что я привез из Царьграда. Сам знаешь, мне хватит заплатить тыщи таких долгов!.. И еще на тыщи останется. Дай мне неделю. Мой отрок смотается туда, возьмет твои десять гривен… хошь, за отсрочку еще одну наброшу, одиннадцать будет! Только и делов.
Ольха стояла у окна, все слышала. Затаила дыхание, стараясь не выдать себя. Впервые видела отважного воеводу в таком неприглядном виде.
Студен покачал головой:
– Нет. К вечеру исчезнешь, а потом окажется, что услали по важному делу. Через год-два снова свидимся, ты рассмеешься мне в лицо: какой должок? Я окажусь в дураках, а ты будешь ходить петухом. Нет, я хочу получить должок немедля. Сам понимаешь, не десять золотых гривен мне так уж надо.
Рудый повесил голову:
– Понимаю…
– А понимаешь… так чтоб сегодня нашел. Иначе – вот те боги слышат! – скажу князю Олегу.
Он повернулся уходить, потом хлопнул себя по лбу:
– Погожди-ка… Я могу ждать неделю, ежели ты дашь залог.
Рудый встрепенулся было, в глазах была надежда, но голос упал:
– Залог?.. Какой залог?.. У меня, как у руса, только чуб да…
Студен смотрел уже с сомнением:
– Да это так, мысля одна была… Ну-ка, робята, идите в гридню. Мы с Рудым закончим разговор уже сами.
Дружинники, ворча, отступили, пошли к терему, волоча ноги и постоянно оглядываясь. Похоже, их воевода припер-таки этого Рудого к стене. Даже пожалел напоследок, не стал позорить при них. А жаль, послушать бы… Впрочем, и без того есть что рассказать.
– Говори, – буркнул Рудый, когда те оказались за пределами слышимости.
Студен тоже оглянулся, принизил голос:
– Вон на древлянке вчера ожерелье было поболе чем в десять гривен. Ты ж с нею дружен? Ежели даст за тебя в залог, то я подожду, пока отрок доскачет в твои земли и обратно. А нет – пеняй на себя.
Рудый дернулся, лицо стало строже. Обронил нехотя:
– На ней ожерелье, что и за сто золотых гривен не купишь. Его изготовили для дочери императора на день рождения, но надеть не пришлось – Олег отнял… Ну, когда мы откуп брали. Я попробую переговорить с Ольхой. Ежели согласится, то принесу этот залог. Но чтоб и муха об этом не узнала!
Студен пожал плечами:
– Будь спокоен. Мне тоже ни к чему, чтобы Олег узнал. Чует мое сердце, что я переломил Несречу. Теперь сама Среча будет за моей спиной. И я выиграю у тебя еще не раз!
Из Киева прискакал гонец на взмыленном коне. Князь Олег принял наедине, выслушал, велел дать свежего коня и отпустил обратно. Остаток дня был задумчив, лик его был грозен. Наутро, коротко переговорив с Асмундом и Рудым, отбыл, взяв с собой Асмунда, Ингвара и часть гостей.
За старшего остался Студен. Ольха удивлялась, что русы позволяют распоряжаться славянину, но, судя по всему, у них это споров не вызывало. Студен же рьяно замещал как самого князя, так и Ингвара, раздавал распоряжения челяди, даже Зверяте.
Вскоре после отъезда князя Ольха видела, как Студен подстерег во дворе Рудого, что-то строго выговаривал. Рудый растерянно разводил руками, стоял как в воду опущенный, жалко оправдывался. Наконец Студен ухватил его за рукав, потащил к терему.
Ольха пересела от окна. Догадывалась, что Студен сумел дожать неуловимого Рудого. Когда послышался стук в дверь, она кивнула сенной девке:
– Узнай, кто.
Девка выскользнула за дверь. В коридоре послышались голоса, затем дверь распахнулась. Студен вошел по-хозяйски, он всегда двигался уверенно, за ним бочком вошел непривычно присмиревший Рудый. Вбежала рассерженная девка:
– Они сами вломились, бесстыжие! Прут, глаза заливши с утра!
– Доброе утро, княгиня, – провозгласил Студен громко.
– Утро доброе, – ответила Ольха бесстрастно.
Рудый, пряча глаза, кивнул. Лицо его было вытянуто как у багдадского коня, который из гордости не желает есть простое сено. Одет небрежно, без обычной его щеголеватости, даже чуб распластался безжизненно, как огромная дохлая пиявка. Он только скользнул взглядом по ее груди, и Ольхе показалось, что лицо воеводы чуть просветлело, когда не увидел драгоценного ожерелья.
– Что привело вас так внезапно? – спросила Ольха.
– Неотложное дело, княгиня, – сказал Студен лицемерно. – Ох, неотложное… Верно, Рудый?
Рудый вздрогнул:
– Да-да, боярин.
Ольха повела дланью в сторону стола:
– Присаживайтесь. Угостим, чем богаты, тем и рады…
Рудый с готовностью двинулся к столу, но Студен остановил его властным голосом:
– Погоди. Дело наше такое… нежное, что хозяйка нас может погнать сразу. Давай уж начнем отсель, с порога. Разве что присядем, благо лавка рядом.