Ингвар и Ольха
Шрифт:
Ольха выставила перед собой кинжал:
– А я не собираюсь даться живой!
– Дашься, – прохрипел Студен. – А ежели нет… то что ж… Ингвар все одно примчится с минуты на минуту. А он нужнее.
Гридни подступали с опаской, с двух сторон. Ольха быстро поворачивалась то к одному, то к другому. Кровь еще капала с лезвия, и лица дружинников вытянулись. Третий, который лежал на полу, был не слабее их, но жизни в нем было не больше, чем тепла в жабьих лапах. Кинжал в тесной комнате надежнее огромного боевого топора с длинной рукоятью.
Переглянувшись,
Гридень рухнул на стену, зато второй с ревом бросился на нее, схватил в объятия. Ольха ударила коленом в пах, он согнулся от дикой боли. Она с размаха обрушила сомкнутые кисти рук на голый затылок. Гридень всхрапнул и растянулся во всю длину.
Студен что-то кричал. Ольха бросилась к двери. Она уже распахнула, когда из коридора, привлеченные шумом, сунулись сразу трое. Она ударилась о твердые тела, в страхе била кулаками и ногами, но ее оттеснили обратно в комнату.
– Схватить!.. Связать…
В комнате было двое убитых, третий гридень уже встал, держался за стену и тряс головой, за столом перегнулся воевода, белый, с вытаращенными глазами, что-то исступленно орал. Дружинники ухватили Ольху, завернули руки за спину. Она била сапогами, то один, то другой вскрикивал от боли, сапоги с подковками пришлись очень кстати, пока наконец один, озверев, не ударил ее по лицу с такой силой, что у нее зазвенело в ушах, а рот наполнился кровью.
Студен с трудом поднялся, одной рукой все еще зажимал рану, другой упирался о стол. В глазах были боль и свирепая радость. Обогнув стол, он остановился перед ней, ударил по лицу. Голова Ольхи мотнулась в сторону. Гридень с такой силой завернул ей руки за спину, что почти поднял в воздух. Студен, искривившись от боли, ударил снова, потом сцепил зубы, отнял ладонь от раны, принялся бить обеими руками.
Ольха лишь однажды вскрикнула, перстень на его пальце рассек скулу, затем молчала сколько надо было, чтобы поверил в ее стойкость, затем внезапно обмякла, повисла в сильных руках.
– Сомлела, – услышала над ухом надсадный голос, – что теперя?
Нещадные удары прекратились. Дыхание Студена было частое, с хрипами. Хватая воздух ртом, велел:
– На постель! Всем на потеху, а затем… выколоть глаза, чтобы последнее, что видела в этой жизни, – это меня… и обрубить руки! Пусть запомнит, кого посмела…
Ее потащили, больно заламывая руки. Один с силой ударил в бок. Возле ложа Ольха воспротивилась из последних сил. Студен что-то заорал. Сзади ее толкнули, тяжелым ударили по ребрам. Ольха задохнулась от острой боли, услышала, как хрустнула кость.
На ложе извернулась, пытаясь вскочить, сверху обрушился тяжелый удар: кто-то шарахнул мечом в ножнах. Она рухнула, спину ожгло болью, тело сразу онемело.
– Готова, – услышала она надсадный голос. – Ну зверюга! Нет, я такую не смогу. Давай ты…
– Я потом, – ответил другой голос, торопливый и задыхающийся. – Это ж все равно, что медведицу…
– Ты погляди, какая роскошная баба!
– Ну вот и давай…
– Нет, мне надо сперва перевести дух, выпить… Я ж человек, не зверь лесной!
Ольха лежала неподвижно, борясь с болью во всем теле и дурнотой. Теплые капли с разбитых губ попадали в рот. Она чувствовала солоноватый привкус, стискивала и разжимала кулаки. Надо драться до последнего, так учит Покон. Как бы враг ни был силен. Надо драться до последней капли крови, до последнего дыхания. Лишь тогда строгие судьи пропустят в вирий.
Сквозь чужое сопение, хрипы она внезапно услышала страшный треск, грохот. Дверь слетела с петель, грохнулась на середину комнаты. Из освещенного коридора влетели один за другим двое, распластались, как жабы, на полу. С двумя обнаженными мечами в руках ворвался Ингвар. Лицо его было перекошено, глаза навыкате, налитые кровью, с бледных губ срывалась желтая пена.
Студен вскрикнул тонким поросячьим голосом. Гридни развернулись, выхватили мечи как раз в момент, когда Ингвар с криком, от которого застыла кровь в жилах, обрушил свой клинок. Первый гридень отразил удар, но в тот же миг второе лезвие, подобно копью, ударило в грудь с такой силой, что все услышали треск и хруст ломаемых костей, а острие высунулось между лопаток. Второй уже обрушивал топор, но Ольха с силой толкнула его ногой, сама упав на пол. Удар увальня пришелся мимо, острие с сочным стуком ушло в дубовый пол по обух. Пока гридень тупо пытался выдернуть оружие, Ингвар молниеносно полоснул его по шее.
Студен лишь мгновение смотрел расширенными в ужасе глазами, затем одним прыжком, которого нельзя было ожидать от раненого, оказался у окна, протиснулся каким-то чудом, исчез, оставив клок окровавленной одежды. Внизу глухо бухнуло.
Ингвар бросился следом, на лице была жажда убийства, но, внезапно выронив со звоном мечи, повернулся и подхватил Ольху. Руки его тряслись, в глазах еще было безумие. Она никогда не видела его в такой панике.
– Что он сделал? Что сделал с тобой?
– Ингвар, – прошептала она.
– Что он сделал?
– Не думаю, что смог бы, – ответила она, стараясь улыбнуться разбитыми в кровь губами.
Глаза его были еще налитыми кровью, руки тряслись, но голос изменился, в нем были страх и надежда:
– Это правда? Ты… цела? Или щадишь меня?
Она опомнилась, вскрикнула:
– Ингвар… но как ты смог? Уходи… он собрал полную корчму людей. Здесь у него сорок богатырей, и каждый из них… Сейчас ворвутся. Беги! Беги, Ингвар!
Он прижал ее к груди, жадно целовал, гладил по голове, потом, опомнившись, снова опустил на ложе. Она слабо сопротивлялась, все хватают и тащат в один и тот же угол, а она все никак не решится расстаться с невинностью.