Ингвар и Ольха
Шрифт:
Он не родился князем, и каждый шорох в лесу, мышиный писк или стрекот сороки для него были наполнены смыслом. И сейчас поднимался неспешно, видя и слыша не только то, что перед ним, но и то, что по бокам и даже сзади.
Все же знакомый свист едва не застал врасплох. Он мгновенно упал. Волосы дернуло, в трех шагах с сочным чмоканьем впилась стрела. Он перекатился в сторону, поднялся во весь рост, ибо стоял на поляне, а кусты, откуда вылетела стрела, в двух десятках шагов.
– Слабый выстрел, – сказал он громко. – Перо дребезжит
Над зеленью куста поднялся высокий человек с короткой черной бородкой. Руки обнажены до плеч, мускулистые, а сам в кожаной душегрейке, открывавшей широкую грудь. В обеих руках был лук с натянутой стрелой. Лицо перекосилось от ярости.
– Да? А этот?
Он мгновенно натянул лук, держа по-скифски: кончик стрелы неподвижно возле уха, а древко быстро выбросил вперед. Звонко ударила тетива, чернобородый тут же выхватил из тулы вторую, молниеносно бросил в Олега, потянулся за третьей.
Олег быстро качнулся в сторону, пропуская стрелу, а вторую схватил рукой. Глаза хазарина расширились. Он задержал третью стрелу, натягивал и снова возвращал лук в прежнее положение, словно в нерешительности, на самом же деле стерег каждое движение немолодого уже князя.
Наконец отпустил тетиву, быстро выхватил другую, выстрелил, выхватил третью, четвертую… Олег неуловимо быстро сдвигался из стороны в сторону, не отрывая ног от земли. Когда хазарин выпустил четвертую стрелу, Олег коротко взмахнул рукой, а когда победно вскинул ее, в сжатом кулаке была стрела.
Глядя насмешливо противнику в глаза, небрежно переломил одними пальцами, выпустил из ладони. Хазарин побагровел от оскорбления. Затравленно оглянулся, услышал хруст веток, насторожился, затем вскрикнул:
– Наконец-то!
К нему проломились еще двое, такие же чернобородые, смуглые, разве что помоложе. Запыхавшиеся, оба, однако, сразу сорвали с плеч луки, разом наложили стрелы. Олег посерьезнел, отступил на шаг. Первый из стрелков нехорошо улыбнулся, что-то негромко сказал своим. Те придержали стрелы, часто дышали. Их затуманенные бегом глаза впились в неподвижного князя.
Когда взвились сразу три стрелы, Олег уже был сплошным комком нервов. Рванулся в сторону, выбросил вперед растопыренные пальцы. Хлопнуло, он качнулся и замер с двумя стрелами в разведенных руках. Посмотрел на хазарина, усмехнулся и щелкнул зубами, показывая, что третью стрелу мог бы поймать, как щука сонного карася.
Один из новых стрелков зло швырнул лук на землю:
– Мечами его!
Он выхватил меч и ринулся вперед через кусты. Старший заорал вдогонку:
– Назад! Он таких, как ты, пятерых… с закрытыми глазами!
Второй – он тоже бросил было лук – теперь поднял и стал накладывать стрелу. Молодой и горячий нехотя вернулся, буравя князя русов злобно-удивленным взором, в котором были уже страх и почтение.
Они накладывали стрелы, когда шагах в пяти сзади в воздух взвились три дротика. Блестящие острия ударили в спины двух, а старший, уловив опасность звериным чутьем, упал навзничь, откатился и вскочил на ноги уже с коротким мечом в руке, согнутый, озверелый, готовый дорого продать жизнь.
Через кусты проломились трое старших дружинников, за ними бежали Асмунд и Рудый с запыхавшимся Ингваром. Рудый и Ингвар с облегчением перевели дух. Великий князь цел, Асмунд укоряюще покачал головой:
– Все тешишься? Почему не кликнул?
– Ну да, – сказал Олег сварливо, – а потом растрезвонишь, что я испужался всего-то троих хазар… Эй, стой там!
Хазарин, к которому Олег обратился, вздрогнул, застыл. Остановились и русы, смотрели выжидательно. Олег неспешно снял с плеча свой лук, попробовал тетиву, вытащил из тулы длинную толстую стрелу с белым лебяжьим пером.
– Эй ты, – сказал он хазарину. – Теперь моя очередь… Но я поступлю по-доброму. Всего один выстрел! Всего одна стрела. Сумеешь избежать – твое счастье. Уходи живым, никто тебя пальцем не тронет.
Рудый слегка кивнул Ингвару, оба отступили и пропали среди зелени. Асмунд вскрикнул негодующе:
– Сдурел? У тебя ж руки трясутся, будто курей по ночам таскаешь.
– А у тебя – колени, – отпарировал Олег.
Он наложил стрелу, начал оттягивать тетиву. Хазарин, в лицо которому смотрело блестящее острие, побледнел, затравленно оглянулся. В двух шагах справа высилась довольно толстая неопрятная сосна. Внезапно в глазах мелькнула надежда. Он сдвинулся на шаг, Асмунд протестующе завопил, но Олег и ухом не повел. Хазарин сделал еще шаг, укрылся за деревом. Ведь проклятый князь русов сказал, что если не поразит одной стрелой, то отпустит живым, а о том, чтобы именно увернуться, условия не ставил… А слово дано – уже не по-княжески брать обратно. Да и не в обычаях русов так делать.
Олег неспешно прицелился, отпустил тетиву. Стрела мелькнула белым пером, исчезла. Послышался глухой стук в дерево, затем – крик страха и боли.
Асмунд, как медведь, проломился через кусты. За ним спешили дружинники. Глаза воеводы стали огромные, как у филина.
– Ни-че-го себе… Ты откуда знал, что там дупло?
– Так отсюда же видно, – буркнул Олег, он изо всех сил скрывал довольство, но рот сам расплывался в усмешке. – Но вообще-то деревья знать надо… А ты все еще березу от сосны не отличишь!
Дружинники подхватили хазарина, тот зажимал рану на животе. Кровь обильно текла между пальцами, обломок стрелы торчал как расколотый зуб. Несчастного уволокли за кусты. Вскоре оттуда послышались дикие крики, душераздирающие стоны.
Олег повел бровью.
– Кто?
– Боярин Кожедуб, – ответил Асмунд так же коротко.
– Что с ним?
– Защищался. А когда увидел, что берем живьем, бросился на меч.
Олег помрачнел:
– Добрый был воин… Что ему не так? Вместе ходили на Царьград, вместе воевали тиверцев, примучивали берендеев, торков… А как там Калина?