Ингвар и Ольха

Никитин Юрий Александрович

– Ингвар, беги! – повторила она настойчиво. Слезла, морщась, на пол, отыскала убитого своим клинком, выдернула нож. Глаза Ингвара расширились. Он, кажется, только сейчас заметил, что убитых больше, чем он сразил, и в глазах, устремленных на Ольху, было восхищение, смешанное с каким-то другим чувством.

«Только бы и он не счел меня медведицей, – подумала она в страхе. – Не выношу, когда сперва напиваются, потом лезут».

– В корчме полно их людей, – сказала она настойчиво. – Не понимаю, как ты сумел.

– Это было

нетрудно, – ответил он со злостью, – я убью Рудого!

– Да-да… Ингвар, что с Павкой?

– Перестань, – поморщился он. – На нем заживет как на собаке. Кости целы. А за побои и раны получает пять серебряных гривен за лето. А когда заживет, я его разорву своими руками!

Она попыталась высвободиться из его объятий:

– Ингвар! Обещай ничего ему не делать! Это я обманула, заставила поехать со мной!

– Перестань, Ольха.

Она сопротивлялась в его руках:

– Нет! Пока не скажешь…

Он шепнул ей в ухо:

– Все по-другому, Ольха. Павка знал, на что идет… И Рудый знал. Это все дело рук проклятого Рудого. Я чуть не убил его, когда он сказал, когда оправдывался.

В распахнутую дверь потянуло гарью. Пахло горящим маслом, ветошью, деревом. Ольха встревожилась, со второго поверха бежать через горящий поверх не просто, Ингвар зло отмахнулся:

– Погасят. Рудый народу привел как муравьев. Эх, ухватить бы мне его за горло.

Он с мечтательным выражением в глазах стиснул кулаки. Ольха спросила непонимающе:

– Рудый?

– Ну да, – ответил он тоскливо. – Это все штучки проклятого Рудого. Рассчитал точно, змей подколодный! Нарочито проиграл Студену, попросил в залог твои драгоценности… твои-твои!.. ты, чистая душа, согласилась, чтобы спасти этого… его ли нужно спасать? Его топить надо. Его брось в самую середку океана с привязанной к ногам скалой, он и оттуда выплывет со щукой в зубах! Даже я, как и все русы, – бесхитростный младенец рядом с Рудым, а что уж говорить про невинных славян, не видавших коварного Царьграда?

У нее голова шла кругом. Значит, Рудый все делал нарочито? Смотрел ей в глаза и лгал?

– Ненавижу, – сказала она искренне. – Я его ненавижу!

– Как и я, – ответил он сурово. – Как он мог? Да плевать на самый крупный заговор – подумаешь, разоблачил! – если тебе из-за этого хотя бы прищемят палец. Я его вызову на двобой.

Ее плечи зябко передернулись. Рудый тоже был оберуким. И, говорят, никому еще не уступал в бою.

– Я сама с ним поговорю сперва, – сказала она.

Он еще держал ее в руках, когда послышались голоса, тяжелые шаги множества ног. Через проем шагнул Рудый, в его руках было по мечу. С обоих клинков щедро стекала кровь. Шлем носил следы ударов, а булатные пластины на груди и плечах прогнулись.

– Прости, – возопил он с порога отчаянным голосом, – но Студена я сам пришиб… не утерпел.

Глаза его с тревогой смотрели в лицо Ольхи. Ингвар поднялся с ужасным ревом:

– Да как ты посмел!

Рудый, как заяц, скакнул назад, выставил перед собой трясущиеся ладони:

– Не до смерти!.. Сам связал, держу для тебя. Или для княгини.

На лице его был ужас, он трясся, шлепал губами, зубы выбивали дробь. Ольха ощутила, как ее губы сами собой начали растягиваться в улыбку. Рудый, хитрый, как Симаргл, никак не хочет выглядеть серьезным и величавым. А Ингвар рядом с ним проигрывает.

– Прекратите! – закричала она. Поднялась, задержала дыхание от боли в боку, но не подала виду, Ингвар и так вне себя. – Студен проговорился, что его люди уже окружили великого князя. Его хотят убить.

Ингвар подхватил меч, оглядывался растерянный, одной рукой поддерживая Ольху. Рудый сразу посерьезнел:

– Там Асмунд… он бдит. Что еще сказал? Эй, приведите Студена!

Гридни, толкаясь, бросились прочь. Ингвар заорал бешено:

– Это все твои штучки!

– Мои, – согласился Рудый. – Но Ольха меня простит… потом, а ты поймешь. Тоже – потом. Сейчас же нам лучше поспешить в Светлолесье. Там сегодня большая охота. А подстеречь да убить любого проще всего на охоте.

В коридоре послышались топот, ругань, сопение. Ввели Студена, лицо в кровоподтеках, одежда изорвана, руки скручены за спиной. В глазах была бессильная ненависть. Живот в крови, красная струйка текла по ногам. Рудый вопросительно поглядывал на рану: появилась до того, как поймал прыгающего из терема воеводу.

– Говори быстро! Кто и где замышляет на Олега?

Студен плюнул ему под ноги. Ингвар ухватился за меч, лицо перекошено яростью.

– Ах ты…

Гридни, как огромные охотничьи псы-медвежатники, повисли на его руках, а Рудый сказал коротко:

– Скажешь – дам быструю смерть. Упрешься, что ж… Умрешь на колу.

Студен встретился с его серыми, как волны моря, глазами, вздрогнул. Несколько мгновений боролся с собой, слышно было сопение дюжих гридней, прижавших Ингвара к стене. Наконец Студен прошептал:

– Кожедуб и Калина.

Рудый кивнул удовлетворенно, направился мимо него к дверям, а гридням бросил коротко:

– На кол.

Ольха не поверила своим ушам, а Студен ахнул:

– Ты… ты ж обещал!

– Да разве мне можно верить? – удивился Рудый.

Слышно было, как дробно простучали его подкованные сапоги по ступенькам. Ингвар с рычанием расшвырял скрутивших его гридней, кинулся следом. Другие поднимали с пола обвисшего Студена.

Ольха слезла с ложа, с ненавистью посмотрела на пленника.

– У нас таких привязывают за ноги, – сказала она медленно, – к верхушкам деревьев… А потом отпускают!

Гридни пыхтели, один сказал с натугой:

– Неплохой обычай. И воронам не надо топтать землю.

– Только все слишком быстро, – добавил второй недобро. – Нет, когда на колу – это лучше.