Инициалы Б. Б.

Бордо Бриджит

Я должна была готовиться к отъезду. Ради него.

В этот период моей жизни на меня со всех сторон сыпались приглашения побывать там или тут, дать безвозмездно приобщиться к моей славе.

Авориаз, в то время еще мало кому известный курорт, тоже прислал приглашение. Мне предлагали шале в полное мое распоряжение, с прислугой и всем прочим. Обычно я просто выбрасывала такие послания, выбросила бы и это, но Патрик не дремал, и ему удалось убедить меня, что будет просто чудесно провести Рождество в Авориазе. Я попыталась уклониться от

этого путешествия, но все было напрасно. Их высочество надувался и угрожал уехать к друзьям в Альп д’Юэ… и тогда!..

И вот мы в Авориазе, в отвратительном шале, похожем то ли на пещеру троглодита, то ли на убогую квартирку в унылом поселке, сляпанном по заказу бездарных, лишенных вкуса людей!

Рождественский праздник всегда был для меня волшебным таинством, и потому я притащила с собой набор подарков, все необходимое для устройства рождественских яслей, привезла гирлянды и шары, чтобы украсить елку!

Я постаралась создать праздничную обстановку в этой халупе, у которой от шале было только одно название.

Это был провал, провал во всех отношениях.

Днем Патрик, увлеченный своими лыжами, не находил для меня и минуты. Вечером ему тоже не сиделось дома, он отправлялся в единственный местный ночной клуб, где встречался с прелестными молодыми женщинами, которые весь день были с ним на подъемнике, на канатной дороге, на головокружительных спусках.

Мне казалось, что я сильно смахиваю на идиотку! На бессильную идиотку!

Чувствуя себя все хуже и хуже в этом поселке, не имевшем истории, не обладавшем подлинностью, я решила вернуться в Париж.

XXV

Год 1969 — год эротики, как правильно сказал Серж Гейнзбур!

Я постоянно ссорилась с Патриком!

Наша ущербная совместная жизнь держалась только на моем физическом влечении к нему. Ольга предлагала мне роли в фильмах, но я отказывалась. Я ничего не хотела делать, только заниматься любовью с Патриком, а он занимался этим со мной, когда ему было удобно, и оставлял меня в растерянности, в отчаянии, в разладе с самой собой, вне себя от ревности — от этого можно было умереть!

Однажды я получила приглашение на охоту, которую устраивал в своем эльзасском поместье Жан де Бомон. Я уже тогда была яростным противником охоты, недостойного торжества силы человека над слабостью животного, и выбросила приглашение в корзину для бумаг. Патрик, неизвестно зачем рывшийся в корзине, обнаружил его там, сделал мне выговор за то, что я его скрыла, и решил отправиться туда!

Я взбунтовалась!

Приглашение было на имя мадам Гюнтер Сакс, а ему там было делать нечего, мне он был только любовником, и его никто не приглашал. Он улыбнулся и обозвал меня дурой.

Наглец, хам, скотина!

Я хотела отобрать у него конверт с приглашением. И получила пощечину, затем другую. Стала отбиваться пинками и кулаками и наконец получила сокрушительный удар в левую скулу, точно под глазом. Это был нокаут, и я впала в полубесчувственное

состояние, которое у боксеров называется «грогги». Мадам Рене, услышав шум борьбы, наконец решила взглянуть, в чем дело. Я была изуродованная, распухшая, в ужасном состоянии, вся в крови. Меня отвезли в американский госпиталь, где я провела уик-энд, в то время как Патрик охотился с Жаном де Бомоном.

По возвращении он наткнулся на запертую дверь, перед которой на лестничной площадке стояли его чемоданы.

Моя секретарша Мишель очень тактично и деликатно забрала у него мою машину, которой он воспользовался без моего разрешения, и поспешила спрятать ее в надежном месте! А я с тревогой ждала ответных действий Патрика, с боростироловым компрессом на щеке, с фонарем под глазом и сердцем, разбитым вдребезги!

В одно прекрасное утро он вернулся, с розой в одной руке и чемоданом в другой, обнял меня, приласкал, поклялся никогда больше так не делать, пожалел о своем поведении. Он казался таким искренним, что я попалась на удочку, мгновенно забыла свою печаль и обиду, чтобы не помышлять больше ни о чем, кроме моей безмерной любви к нему.

Мама Ольга так бегала за мной, что ей уже можно было присудить олимпийскую медаль! Предлагала мне все новые и новые сценарии. После провала «Шалако» не приходилось рассчитывать на слишком выгодные условия. Мой кассовый успех шел на убыль, пора было обрести второе дыхание, позаботиться о карьере, подумать о профессиональном росте и т. д.

Эти разговоры совершенно не действовали на меня, не волновали, а только раздражали.

Мне дали читать сценарий под названием «Женщины» и еще другой, «Медведь и кукла». Их нужно было изучить в срочном порядке и ответ дать немедленно!

Я приехала в Базош, прихватив эти сценарии и честно собираясь их прочесть. Но сразу по приезде на меня навалились хозяйственные дела, проблемы с животными, со сторожами, прохудившиеся трубы, промерзшая почва, голуби, которые разорили соломенную кровлю и которых таскали куницы и лисы… Кошки расплодились, дом заполнили десятки диких, оголодавших котят, они писали где попало, и ужасный запах въелся в кресла, вдобавок изодранные в клочья тысячами коварных ноготков. Единственным утешением были мои собаки.

Патрик терпеть не мог Базош, собак, кошек, осла Корнишона, сторожей и вообще деревню!

Я разрывалась между обязанностями, животными, домом, так мной любимым, — и Патриком!

В конце концов я стала приезжать туда одна, чтобы избежать объяснений, сцен, раздачи пинков собакам и оскорблений сторожам, которые в результате уволились, потому что не желали больше терпеть такое обращение со стороны «хозяина».

Однажды, вернувшись в понедельник утром на авеню Поль-Думер, я не обнаружила там Патрика. В страхе и тревоге я всячески пыталась выяснить, куда он делся. Мадам Рене его не видела. Но она обратила мое внимание на то, что его шкаф почти пуст, а большая дорожная сумка исчезла.