Инициатор
Шрифт:
Владыка стиснул губы, запирая едва удержанное Слово на замок молчания.
Алиса кивнула поощрительно и приказал дальше:
– Отпусти его.
Владыка застыл, не шевелясь. На лбу гроздьями повис выступивший пот, но упрямая складка легла под дряблым ртом. Отпускать йаха он не собирался.
– Алиса! Успокойся, – сбоку острожными шажками подходил командор Борислав. – Тебя пропустят к Прото! Понимаешь?
Она скосила глаза. Командор медленно, не отрывая от неё взгляда, положил на окровавленный
…Даниил, тяжело рыча, выдохнул – из ноздрей полетели красные брызги, с губ – кровавая пена... Ещё шаг.
– Алиса… Ты пройдёшь к Прото. Ты же за этим пришла? – наставник развёл руки, сделал шаг, неотрывно следя за ладонью, вцепившуюся в горло митрополита. – Отпусти его и иди. Тебе никто не помешает. Слово воина Храма!
Уголок губ йахасы дрогнул, опускаясь.
– Освободите Даниила, - негромко отозвалась она.
Голос плохо слушался, срываясь на змеиный шелест. Волосы плыли над плечами, дико топорщась. Глаза смотрели на мир вертикальными щелями. Но оставались силы сдерживаться.
– Даниила? – командор Борислав осторожно приблизился ещё на шаг: - Алиса, ты же понимаешь… Он опасен. Он мутировал. Он пьёт кровь людей и более не сможет остановиться.
Она оскалилась:
– Я пила людей! И остановилась! И он сможет!
Наставник Борислав замер, болезненно, недоверчиво вглядываясь в неё. Лицо Алисы оставалось тяжёлым, равнодушным, и лишь вздрагивающий уголок рта выдавал внутреннее напряжение.
…Роняя тяжёлую, густеющую кровь, Даниил сделал ещё шаг. До Владыки оставался один рывок…
Горло отца Сергея дрогнуло под сведёнными судорогой пальцами. Старик задушено захрипел, схватился руками за запястье йахасы и, закатывая глаза, просипел:
– Это невозможно! Пьющие не могут…
Алиса привычно оттёрла щеку о плечо и зыбко усмехнулась:
– Всё возможно, чему мы позволим быть...
Сказала и поняла – так и есть…
Из ноздрей текла кровь. Кровь липкой жижей расплывалась по полу. Кровь заливала одежду. Кровь пятнала кожу. Кровь…
Но она не чуяла тяги.
Нутро молчало.
Алиса прислушалась к себе и замерла. Неуверенная улыбка задрожала, то проявляясь, то исчезая под тяжестью маски равнодушия йаха. Змея – огромная, жирная змеища, напившаяся досыта и ей, и всем, к чему она прикасалась последние годы – уползала, недовольными зигзагами по снежной пустыни её равнодушия. И она понимала, что перегорела. И равнодушие сменялось упоением свободы.
– Всё возможно, - иначе, смакуя каждое слово, каждый звук катая на языке, произнесла она.
И, неловко, почти неумело улыбнувшись, медленно разжала пальцы на горле старика.
Оглядела зал, где десяток храмовников и инквизиторов, напружинившись, стояли наизготовку, ожидая её малой заминки, чтобы рвать, крушить, метать
Тряхнула волосами. Нахмурилась.
Отец Сергей, хватая дрожащим дряблым ртом воздуха, смотрел на неё, не отрываясь.
Йахаса вскинула подбородок и громко, дробя на слова, на смыслы, процедила:
– Никто. Больше. Не. Умрёт. Сегодня.
И внимательно осмотрела окружающих – дошло ли? Поняли ли?
Командор Борислав, напружиненный для броска, настороженно распрямлялся. Инквизиторы поднимали руки, ещё готовясь набросить на йахасу невидимые сети. Но она улыбалась – осторожно, едва-едва, словно вслушиваясь в нутро и боясь расплескать случайной радостью то чувство покоя и достатка, которое вдруг появилось внутри. Она смогла преодолеть себя. В миг, когда уже ничто не стояло на пути меж ней и кровью поверженного человека, её остановил не кто-то иной, не что-то чуждое и не собственный разум, а бережность к дорогой жизни. И упоение этой победой, словно свет исходило из тела, словно волна расплёскивалось по стенам зала. Силой и свободой.
А Даниил, рыча кровавой пеной, бросался на невидимую границу густоты.
Она улыбнулась отцу Сергею, убирая руки, и обернулась к другу за миг до разрыва сферы.
– Даня…
Тот рванул пространство, словно ткань – мир дрогнул и с треском йах вылетел из скованного заклятьем воздуха. Упал на четвереньки, отряхиваясь. Грязные брызги с отросших волос полетели в стороны. Вскочил. Измотанный, раненный, уставший, но готовый бежать, рвать, сражаться. Бешено огляделся – кто первый? Ну!
Алиса смотрела с тихой улыбкой, как йах озверело пялиться по сторонам и ждёт нападения. Она уже знала, что атаки не будет. Ощущение стронувшегося неба, зарождённых ветров новых течений, нового мира будил в ней забытые чувства нежности и доверия. Поэтому она могла стоять спиной к командору, снова стискивающему меч. Могла не смотреть на Владыку, способного в любой момент вновь чудесным Словом заставить обоих йахов принять на плечи всё небо над собой.
Пошатывающийся от усталости старец склонился, закрывая лицо в ладонях, и застонал:
– Во имя…
И, шелестя богатым жёстким одеянием, зашатался, почти рушась.
Командор успел подхватить его. Владыка, шевеля губами, не в состоянии произнести ни слова, трясущейся рукой показывал на йахов, застывших посреди окровавленного, заваленного телами зала. Потом вдохнул, тяжёло сглотнув, и глухо выговорил:
– Во имя Сына. Во имя Духа. Они пришли.
В зале словно лопнула натянутая струна. Пространство тонко завибрировало изумлением и усталостью.
Храмовники один за другим опускались на колено, склоняясь и прижимая вздрагивающие пальцы к точке меж бровей.