Инквизиция

Одли Ансельм

Я попытался наперекор ему покачать головой, но не был уверен, заметил ли Оросий этот слабый жест.

– Я слежу за тобой от самого Рал Тамара, – заговорил он после паузы. – Я знаю все о жалком маленьком заговоре Мауриза и его попытках использовать в этом заговоре тебя. Наша уважаемая кузина Палатина все еще доставляет неприятности, все еще слишком слепа, чтобы понять свою глупость. Они даже не сумели добраться из Рал Тамара в Илтис, не попав в беду. И маскировка под слугу тебе не помогла. Славная выдумка, хотя она показывает, как мелок на самом деле Мауриз.

Оросий снова вернулся

в поле зрения. Мои глаза щипало, и контуры императора – властной фигуры в белом – слегка расплывались. Это была некоего рода проекция, но проекция удивительно плотная, без следа прозрачности. Еще одна вещь, делать которую я не умел. И даже не представлял, с чего следует начинать.

– Тебе не спрятаться от меня, Катан, – продолжал Император. – Никакие интриги мелких людишек вроде Мауриза и Телесты тебе не помогут. Я знаю больше об их планах, чем любой из вас. Кстати, тебе нужно вернуть обратно свои глаза. Эти выглядят безобразно, хотя для тебя такой цвет, вероятно, больше подходит.

– Боишься, что мне удастся тебя затмить? – прохрипел я. Горло от усилия заболело, и стоило мне глубоко вдохнуть, как грудь скрутило спазмом, и по всей спине вновь разлилась боль.

Оросий снисходительно улыбнулся.

– Тебе никогда не затмить меня, брат.

– Тогда зачем беспокоиться? – наконец удалось мне спросить.

– Тебе следовало бы знать. – Он снова отвернулся, обходя меня по кругу. – Это мелкие людишки. Они не понимают, как трудно свергнуть императора. Они думают, что достаточно поднять несколько восстаний, убедить флот дезертировать. Никто из них не видит, что они просто копошатся у ног гигантов. Рейнхард мог бы им сказать. Пусть он был изменником, но он превзошел их всех. Даже свою дочь.

Оросий продолжал расхаживать на краю моего поля зрения, и я напрягал глаза, чтобы следить за ним. Он действительно восхищался убитым отцом Палатины, или это просто была еще одна игра?

– Они думают, что могут использовать тебя как марионетку. Что стоит дать тебе бессмысленный титул, вырытый из книг Телесты, и Фетия падет к их ногам, словно карточный домик.

Подол его белого плаща задел мою ногу.

– Ты хоть подумал о том, как они это сделают? В Ассамблее нет ни одного истинного республиканца. Предводители кланов – это жирные старые философы, нимфоманки и развратники, пустозвоны, которые больше стремятся спорить о поэзии, чем управлять страной. – От презрения в его голосе веяло ледяным бесстрастием.

Я сглотнул слюну, одолевая боль, собрался с мужеством и сказал:

– Ну еще бы, ведь твои собственные достижения так ослепительны. Ты диктуешь политику двум несчастным наложницам, которые должны каждую ночь делить с тобой постель? Управляешь своим гаремом согласно лучшим традициям Капроменеса?

Триста лет назад Капроменес написал ряд блестящих поэм о жизни гарема. Он был старшим евнухом.

Это был сумасбродный выпад и недостойный, но он попал в цель. Оросий резко остановился и снова уставился на меня, холодная ярость проступила на его лице.

– Ты заговорил как один из мелких людишек, брат. Ты слишком мало знаешь о магии, придется объяснить тебе несколько моментов. Прежде всего, когда ты прокачиваешь массу магии, она оставляет после себя остаточный след, который тем дольше не исчезает, чем больше магии ты задействовал.

– Трус!

Это все, что я сумел сказать до того, как Оросий вновь коснулся меня. Ощущение было такое, словно он вогнал кол мне в грудь, и все мое тело задергалось в конвульсиях.

Я потерял сознание раньше, чем император закончил, но только на несколько секунд – слишком короткое время. Было хуже, чем в прошлый раз: меня как будто опалило лучом импульсной пушки. Моя левая рука скрючилась вокруг ножки стула, но где-то в подсознании, несмотря на всю боль, сохранился единственный факт, что мне удалось-таки поддеть Оросия. Но повторить это не удастся.

– Ты скоро увидишь, на что я способен, – заявил он. Казалось, вливание в меня такого большого количества магии через такое расстояние никак на него не повлияло. – Вы все увидите. Эта жалкая земля Калатара, весь остальной Архипелаг. Мы очистим острова от еретиков, республиканцев, продажных дворян, мелких людишек и оставим только тех, кто достоин остаться. Двести лет Империя воздерживалась от действий, оставляя мир в покое. Слабаки вроде нашего отца, неудачники вроде Мауриза и Телесты – их время прошло. Мой флот напомнит миру, какова Фетия на самом деле, и почему они строили города, а мы построили Империю.

Оросий присел возле меня на корточки, его бирюзовые глаза сияли.

– После этого у тебя будет только одно предупреждение, Катан. Ты приедешь в Селерианский Эластр и докажешь мне, что ты мой верный подданный. Не иерарх, не эсграф какого-то там провинциального клана, но подданный Империи. Ты покоришься мне, даже если мне придется тащить тебя через океан в цепях, и нигде в мире ты не спрячешься от меня или моих подручных. И если мои люди найдут тебя здесь, ты пожалеешь об этом.

Император встал, затем снова повернулся ко мне. Легкая улыбка играла на этом таком знакомом лице.

– Да, чуть не забыл. Похоже, тебе задурили голову, брат мой, чтобы ты мечтал найти «Эон» и заявить на него свои права. «Эон» принадлежит мне, и я его найду. У меня здесь есть Имперский архив, рапорты флота, последняя воля и завещание адмирала Сиделиса. Мои люди могут найти «Эон», даже не покидая город, пока ты тащишься через Архипелаг, хватаясь за соломинку. Вспомни «Откровение», Катан.

Сделав несколько шагов, Оросий исчез из виду и ничего больше не говорил. Лежа без сил на полу, я не мог сказать, ушел он или все еще тут, наблюдает за мной и злорадствует.

Я уставился на потолок, разглядывая грубые края кирпичей, не полностью скрытых побелкой, слабые потеки грязи тут и там. Это было удобнее, чем поворачивать голову, потому что любое движение причиняло боль – все еще. Затем светильники погасли, оставляя меня в темноте.

Даже за десять тысяч миль Оросий без всякой борьбы довел меня до беспомощности. Все мои планы, все мои надежды были раскрыты перед ним, как если бы я прокричал их на весь мир. Ничто в строках Продолжателя не могло бы вызвать у меня такого отчаяния, какое я чувствовал сейчас, бессильный перед братом – императором, который казался почти всеведущим.