Инквизиция
Шрифт:
Глава 24
Меня втиснули в угол балкона Персеи между вычурными железными перилами, массивным глазированным цветочным горшком и миниатюрной, похожей на эльфа женщиной в тунике океанографа. Не той, которая махала Персее бутылкой несколько минут назад – та отличалась от калатарцев более крупной фигурой и светло-каштановыми волосами. Мне показалось, что был и мужчина-океанограф, на другом балконе, седовласый человек, который разговаривал с Алидризи, когда мы вошли. Я впервые столкнулся с калатарскими океанографами, но не было времени поговорить: все смотрели в напряженной тишине, как распахиваются ворота храма.
После
Венатиты не надели свои капюшоны – так эти остроконечные колпаки выглядели гораздо менее зловеще, – и я не увидел на их одеяниях ни украшений, ни вышивки. Сархаддона легко было заметить: он шел в средней паре рядом с пожилым мужчиной аристократической наружности. Предположительно одним из наставников, о которых он так много говорил. Остальные четверо были старше Сархаддона, но не намного, и трое из них выглядели аскетами.
Венатиты прошли сквозь толпу, и проход позади них сомкнулся. Ворота храма снова закрылись, оставляя снаружи лишь двоих сакри, которые все время стояли там на часах. Я взглянул на небо и убедился, что дождя не будет. Солнце все так же проглядывало сквозь молочную пелену облаков – светящееся пятно на почти болезненно ярком небе.
Кто-то под нами подавил кашель, когда Сархаддон и пожилой венатит поднялись по каменным ступеням на ораторский помост. Наверху Сархаддон остановился, пропуская своего спутника к ограждению платформы. Тот прошел оставшиеся два-три ярда и встал у каменной балюстрады, отделявшей ораторов от толпы. Пожилой монах поднял руку, и словно круг по воде, пробежала по толпе волна от центра – это люди склонили головы.
– Во имя Рантаса, Дающего Жизнь, Властителя Пламени, Кто был в начале и будет в конце. Пусть Он, ведущий всех смертных, взглянет на нас с благосклонностью на восходе этого дня, в полдень и на закате и одарит нас всех своей безграничной милостью.
Он закончил, и наступила пауза. Снова подняв головы, мы обнаружили, что двое на помосте поменялись местами. Я удивился, что они выбрали Сархаддона для своей вступительной церемонии – не лучше ли было предпочесть более старших, более опытных жрецов?
Возможно, все дело в образе. Эта мысль пришла неожиданно, когда Сархаддон заговорил. Несмотря на перемены, он не походил на инквизитора, на непоколебимого старого фундаменталиста. Правда это или нет, не имело значения. В расчет принималась только внешность.
– Граждане Калатара! – положив руки на балюстраду, начал Сархаддон, с задумчивым видом обозревая толпу. – Я Сархаддон, брат Венатического Ордена. Я не инквизитор, я пришел не с огнем и мечом. Как и мои братья, которых вы видите здесь, и еще несколько, которые составляют наш орден. Мы посвятили свою жизнь служению Рантасу, и все, что мы несем, – это слова.
Слишком редко перу удавалось быть сильнее меча. Когда захватчики приходят с огнем и кровопролитием, слова против них бесполезны. Слова – это наше наследие, это наши воспоминания. Они призваны беречь наше прошлое, дабы то, что говорилось и делалось, не потерялось, но отозвалось в веках. Ваш народ, народ Архипелага, имеет долгую и славную историю. Когда мой народ в Океании еще пребывал во тьме варварства, Техама уже писала свои бессмертные труды. Для ваших предков не было ничего важнее слов. Их великие вожди были ораторами и адвокатами. Тысячу лет назад в утраченном ныне городе они произносили такие яркие речи, что до сих пор ваши дети читают их в школах и заучивают наизусть.
Когда мои наставники в семинарии хотели дать нам пример божественного вдохновения, они называли «Книгу Рантаса». Когда они хотели показать блеск человеческого ума, мы читали Алпиана, Клодину, Джеррачоса. Они жили в эпоху, когда не было более высокой чести, чем называться Оратором, когда к вершинам возносились те, кто умел дебатировать, спорить, говорить. И те, кто сумел вложить в свои речи страсть своих сердец, запомнились как величайшие из всех. Техама не была поголовно грамотным обществом, и тем не менее речи всегда записывались.
Все вы знаете «В защиту Постумио» Алпиана лучше, чем я, поэтому я не стану утомлять вас пересказом этой истории. Он отстоял жизнь невинного человека в прискорбно продажном суде исключительно силой своих слов. Есть и другие примеры – «Призыв к миру», «Обращение в полночь», – о которых вы слышали. Мой собственный народ, фарассцы, некогда последовал по тому же пути, хотя никто из наших ораторов не добился такой славы. Мы заслужили свою репутацию за хитроумную дипломатию, за способность выкрутиться из любой беды, как бы ужасна она ни была, и за то, что мы покончили с войнами, которые, казалось, будут длиться вечно.
Я знаю, вы думаете, это было давно. Когда в последние столетия слова доказали свою ценность? Они не остановили огонь и завоевание, они не предотвратили зло, которое мы, наряду с другими, сотворили на вашей земле. Слова слишком часто действуют в пользу зла, они искажают чистую цель, подстрекают, обманывают. Они обладают как негативной силой, так и позитивной, и бывает больше зла от дурного совета, чем блага от хорошего. Иногда.
Я не Алпиан и не Джеррачос, и, как вы уже заметили, я, несомненно, не Клодина. – По толпе пробежал нервный смешок, но никто из нас не отвел глаз от Сархаддона. – И я здесь не для того, чтобы выиграть дело или призывать к миру или войне. Я пришел со словами Рантаса, которые вам известны, чтобы воззвать к разуму, к размышлению. Среди вас есть приверженцы других богов, те, для кого существуют Восемь вместо Одного.
Он указал на белое небо, туда, где слабое солнце пряталось за пеленой облаков.
– Вы чувствуете тепло, видите свет, идущий сквозь облака в первый раз за эту зиму? Неделю за неделей мир терпел ужасное ненастье, гораздо худшее, чем в предыдущие зимы. Есть места, где тучи так темны и плотны, что сумрак царит даже в полдень. Деревья растут больные, слабые, животные умирают, тьма подтачивает дух людей.
В течение трех месяцев мы не видим солнца, не считая редких дней, таких, как этот, когда Рантас являет нам свое благоволение. Огонь светила скрыт от нас облаками, и мы выживаем лишь благодаря Его дару Аквасильве. – Сархаддон вытащил из своей мантии ветку огненного дерева и помахал ею над головой. Яркое смешение красновато-оранжевых веток и золотых листьев было красиво само по себе, даже без солнечных отблесков. – Где бы мы были без этого? Ютились бы в самых глубоких пещерах, привязанные к горам и континенту, неспособные согревать себя, переплывать моря, давать нашим городам свет и тепло. Мы не имели бы ни каменных городов, ни монументов вроде зиккуратов, Зала Океана или Акролита.