"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Он осенил себя святым знамением. Его люди делали то же самое. Шептали молитвы, многие подходили к монаху, тот наскоро благословлял их. Становились в боевой порядок.
— С Богом, — крикнул солдат. — Пойдемте и убьем эту тварь, вернем ее обратно в ад.
Они пошли в болото. Шли они то по щиколотку, то по колено в грязи к центру кладбища, обходя покосившиеся надгробия. Туда, где в тумане темнел склеп. Шли не спеша, как положено, держались вместе, не разбегаясь. Все молчали, все были напряжены, даже собаки, бредя в воде почти по живот, не лаяли.
И тут, за порывами ветра, облака разлетелись, и вдруг пришло солнце.
— Вот, видите? — сказал солдат громко, — кого-то из вас, чертовых грешников, Господь еще слышит,
Люди тихо радовались. Глядели на солнце и на коннетабля.
— Молитесь, добрые люди, о том, что бы адская тварь была там, но не сбежала.
Вскоре они подошли к склепу. Он был старый, черный, без лишних украшений, только крест на стене да дверь из железных прутьев. Камни его старые поросли мхом.
— Господин! — крикнул один из стражников, что шел справа рядом с сержантом. — Глядите!
Волков поглядел, куда указывал стражник и увидел, что у поваленного надгробия из воды торчали не то женские, не то детские ноги, серые от разложения.
— Ну, вот, — сказал солдат, — кажется, мы его нашли.
— Конечно, он здесь, — крикнул Сыч. — Чувствуете, трупьем воняет?
— Пошли, — солдат взмахнул плетью, и его люди двинулись вперед.
А солнце разгоняло туман, светило не через облачка, не лучиком, а жарило во всю мощь солнцем уходящего лета. Оно осветило мерзкое, запущенное, старое кладбище, разогнало туман, а заодно и мрачное предчувствие смерти. Перед ними было просто замшелое и мрачное здание, сложенное из огромных камней. В двадцати шагах от склепа Волков поднял руку, приказывая остановиться.
Все стояли тихо, даже собаки понимали, не лаяли. Все ждали, что будет делать командир. А коннетабль крикнул:
— Эй, кровосос, я знаю, что ты нас слышишь! Выходи, мы пришли за тобой!
Он не знал наверняка, но очень, очень надеялся, что вурдалак там. Самое страшное, то, чего он больше всего боялся — это то, что склеп окажется пуст.
— Я знаю, что ты там! И не надейся, я не полезу в твою могилу. Я привел достаточно людей, чтобы нарубить хвороста и дров. Я завалю дровами весь склеп по самую крышу. Я привез бочку жира, я запеку тебя как гуся в печи!
Он замолчал, но ничего не происходило. Светило солнце, было тихо, даже птицы не пели.
— Ну, что ж, значит, быть посему, — кричал солдат.
Надежда на то, что вурдалак там, у него таяла, но отступать он был не намерен. И Волков крикнул мужикам, что были сзади:
— Эй, вы, рубите жердины, подопрем дверь. Запечем этого гуся.
И тут, напугав многих, заунывно и страшно заскрипели старые петли. Дверь из железных прутьев с грохотом ударилась о стену склепа, распахиваясь настежь. И из склепа вышел он, вурдалак остановился, щурясь на солнце по колено в воде. Это был молодой белокурый абсолютно белокожий красавец, его штаны были изрядно потрепаны, а рубаха, некогда белая, была серой и буро-черной на груди и животе. Солдат даже думать не хотел, сколько человеческой крови засохло на этой рубахе. Вурдалак, продолжая, щурится от солнца, пошел навстречу людям, он улыбался. Остановился в десяти шагах прямо перед копейщиками, что стояли перед Волковым. Его зубы были на удивление белы, сам он был бледен, грязные волосы до плеч и никакой растительности на лице.
— Вот, вы какой, коршун-ворон! — произнес он звонко и отчетливо. — Снимите ка шлем, коннетабль, а то за ним и бугивером я не вижу вашего лица.
И тут Волков неожиданно заметил, что люди его стали волноваться, стали шептаться и смотреть на своего коннетабля.
— В чем дело? — видя замешательство среди людей, рявкнул солдат. — В чем дело?
Стоявший перед ним стражник повернулся к нему и произнес с испугом:
— Так это наш молодой барон…
— Какой еще барон? — не понял Волков.
— Наш молодой барон, сын нашего барона, что сгинул на войне.
— Вы удивлены, коннетабль? — с усмешкой произнес вурдалак. — Холопы узнали меня. Сержант, ты ведь тоже меня узнал?
Волков глянул на сержанта. Тот смотрел на вурдалака с ужасом и удивлением. И тут коннетабль почувствовал себя неуверенно. И от души пожалел, что не дождался барона. Он даже представить не мог, что сержант может выглядеть таким растерянным. И он сразу понял, что нужно что-то делать.
Из-под шлема и бугивера докричаться до кого-то непросто. Железо глушит голос. Солдат это знал и знал, что докричаться нужно. Поэтому заорал изо всех сил:
— Они тебе не холопы! Они люди барона фон Рютте! А ты — кровосос. С тех пор, как ты решил стать кровососом ты перестал быть наследником фон Рютте. Даже если ты им когда-то был! Теперь ты бешеная собака. Ты вне закона.
И тут случилось ужасное.
— Ты — недоумок! — заорал вурдалак, разевая огромную пасть. В этом оре слышался визг и скрежет.
Все, кто слышал его, вздрогнули и попятились, а конь под Волковым взбрыкнул и заплясал, попытался развернуться, чтобы сбежать. Волков натянул поводья изо всех сил, а вурдалак не успокаивался, продолжая скрежетать:
— Неужто ты думаешь, что я, сын барона и рыцарь, стал бы пить кровь по своему желанию?!
— А ну-ка стали ровно! — заорал солдат на своих людей. — Копья на врага, не бойтесь его.
Сам он, уже усмирив коня, похлопывал его по шее.
— Тихо ты, волчья сыть, тихо.
Убедившись, что все стоят, и никто не бежит, он крикнул:
— Мне все равно, как ты стал кровососом. Ты — порождение ада, губитель душ! Ты убивал детей и баб, а, значит, ты более не рыцарь! Даже если и был им когда-то. Все, что я могу для тебя сделать, так это предлагаю тебе сдаться и отправиться на суд к барону! Стань на колени, заведи руки за супину. Тогда я не буду тебя убивать, а отдам тебя барону или церковному фогту, чтобы они судили тебя.
— А ведьма говорила, что ты умный, — вурдалак засмеялся. — А ты тупой как свинья. Сегодня я тебя убью, но перед тем, как убить тебя и выпить твоей крови, я объясню, что произошло со мной.
— Мне это не интересно! — Крикнул Волков.
— Я это не тебе расскажу, а людям, что пришли с тобой. Вы же помните меня, да?
Все молчали. Смотрели на него и боялись шевелиться.
— Вижу, что помните, — вурдалак улыбался, он был доволен производимым им впечатлением. — Вы знаете, что я поехал на войну. И, к сожалению, в первой же мелкой стычке я получил небольшую рану. Мне поранил ступню левой ноги. Я даже к лекарю обращаться не стал. Думал, пустяки. Через неделю рана не затянулась, а через две недели края раны стали черными, а нога красной, я чувствовал себя все хуже. И тогда я пошел к лекарю, а тот сказал, что ногу надо отрезать, причем по колено. Как мне, молодому рыцарю, остаться без ноги? Я не хотел с молодости быть калекой. Я стал искать лекарей, что бы вылечат ногу. И находил. И они лечили. Брали деньги и лечили. А потом сбегали. И когда я уже трясся в лихорадке, а чернота покрыла всю ступню, я решил ехать домой и поехал. Как-то вечером, я и мои люди не успели найти ночлег. Мы остановились на опушке около леса, а ночью началась гроза, и на нас напали дезертиры. Это были дезертиры, уж слишком у них было хорошее оружие. Мы начали с ними драться, а утром я очнулся у крестьянина дома. Без коня, без денег, без оружия и слуг. Я был один и умирал. Валялся на лавку в крестьянской избе, прикрытый рогожей. Своими стонами я изводил всю крестьянскую семью, объедал их и подыхал. И вот в одно утро крестьянин привел человека. И человек сказал, что вылечит меня, — вурдалак поднял левую ногу, продемонстрировал ее всем. — И он не соврал, он вылечил. Только предупредил меня, что после лечения я не буду прежним, но мне было все равно. Я готов был на все. Я был согласен на все, лишь бы мучения прекратились. И он укусил меня в горло, а когда я очнулся, жара уже не было, и нога совсем не болела.