"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Ну, спасибо вам, — произнесла она и ушла.
— Эх, — сказал Еган, — вот это девка, у нас в деревне на нее все мужики облизываются.
— Ну не мудрено, статная девица.
— Зад у нее волшебный, у нас один мужик говорил, что дал бы крейцер, если б она позволила хоть один палец ей в зад засунуть.
— Вот как, — солдат усмехнулся.
— Я б тоже дал бы крейцер, я вот думаю, — начал было Еган.
— Ты сколько раз сделал? — перебил его Волков.
— Сто двадцать два.
— Доделывай
Еган вздохнул и отвернулся к стене.
— И еще, чуть не забыл, — вспомнил солдат, — одежду, ту, что сегодня купил, постирай и высуши к утру.
— Ага, повешу, у огня высохнет.
— Не вздумай, это шелк, стоит огромных денег, спалишь мне одежду, она легко горит.
— А что, вшей не выжигать?
— Это шелк, в нем не бывает вшей.
— Удивительно.
Утром они были на ногах с первыми петухами. Поденщики, ночевавшие в харчевни, с завистью смотрели на сковороду жареной колбасы с яйцами, на теплое молоко с пшеничным хлебом и медом, которые носила на стол солдата Брунхильда. Она мудрено подвязала волосы лентой, которую ей подарил Волков, а он сидел за столом и откровенно любовался ее. Ловкая, сильная, грациозная. Ему было наплевать и на синяк, и на отсутствие зуба, и то, что ухо еще было фиолетовым. Для солдата это были незначительные мелочи, а вот длинные ноги, широкие бедра, красивые плечи и тяжелая грудь под ветхой кофтой и нижней рубахой его очень даже трогали.
Когда Волков поел, она принесла еще хлеба Егану, который сел доедать за солдатом. Хотела уйти, но Волков поймал ее за руку.
— Чего еще? — с вызовом спросила девица.
— Ты красавица, наглядеться не могу.
— Ой, вы прям спозаранку начали.
Солдат молча разогнул указательный палец девушке и надел на него серебряный перстень со стекляшкой, тот, что забрал у купчишки.
— Мне? — искренне удивилась Брунхильда.
— Да нет, мамаше твоей, — съязвил Еган.
Она даже не взглянула в его сторону, неотрывно разглядывала перстень.
— Нравится? — спросил солдат.
— Нравится то нравится, а чего это вы мне кольца-то дарите? Благородные простым кольца не дарят.
— А я и не благородный.
— Да хоть и так, а все одно — думаете как благородный. Думаете, подарю ленту, да кольцо, а потом буду тискать на конюшне.
— А что ж, замуж ему тебя звать что ли? — опять съязвил Еган.
— Тебе-то, голодранцу, замуж меня звать — пустое, даже будь ты не женат, — высокомерно заявила девица, — и если господин твой позовет, я еще и то думать буду.
— Наглая, а? — восхитился Еган и хотел было дать ладонью девице по заду, но та грациозно увернулась и гордо ушла. — Ну не наглая, а?
— Доедай и коня мне седлай.
— А мне не седлать?
— Тебе нет, я поеду к монахам, пусть руку еще раз посмотрят.
— А, что, опять болит?
— Нет. На удивление. Монахи — добрые лекари. Как у них были, так плечо с тех пор ни разу еще не болело, а про ногу так вообще забывать стал. Хромаю только из-за старой раны.
— Может, мне с вами? Дороги то не спокойные.
— Что за дурь? Я же не девица. Я, что, до монастыря один не доеду?
— Доедете, конечно, — согласился Еган, — только вдвоем надежнее было бы.
— Нет, ты возьмешь телегу купчишки и поедешь к кузнецу. Поговори с ним, может, он эту рухлядь в добрый тарантас превратит? Может, новые оси железные поставить?
— Поговорю, господин. Только, скажу вам честно, из этой рухляди путного ничего не выйдет. Купчишка за телегой не следил. Гнилая она.
— Тогда будем новую присматривать. И конягу простого, не боевого же в нее впрягать.
— Найдем, господин.
— И не забудь у него мои поножи забрать. И болты к арбалету.
— Заберу, господин.
Совсем скоро солдат забрался на лошадь и отправился в монастырь. Сильно не гнал, но и шагом не плелся. Доехал быстро. Как в прошлый раз, не без скандала с привратником-толстяком попал к отцу Ливитусу на прием.
— Вы оторвали нас от утренней молитвы, — назидательно заметил монах. — Я общался с Богом.
— У вас и у Бога впереди бесконечность, а у меня сегодня куча дел. Так что вы уж извините. К тому же, две козы стоят утренней молитвы.
— Не богохульствуйте, сын мой, — монах погрозил пальцем, едва заметно усмехнулся.
— Я принес деньги, — солдат протянул монаху две монеты по пять крейцеров.
Отел Ливитус денег брать не стал, их взял брат Ипполит.
— Вы жертвуете на доброе дело, — произнес монах. — Господь не забывает о таких делах.
— Никогда не сомневался в этом.
Брат Ипполит помог солдату раздеться.
— Как вы себя чувствуете? — спросил отец Ливитус.
— Намного лучше.
— Ну, что же, вижу. — Монах стал осторожно разминать левую руку солдата. — Получше стала, получше. Но это не от мази, это от перетяжки. Брат Ипполит, накладывайте повязку снова.
— И долго мне ее носить?
— Если хотите владеть рукой, то до зимы.
— До зимы?! — удивился солдат.
— Да, сын мой, до зимы. Вам разворотили суставную сумку, я вообще удивляюсь, что вы можете ее поднять.
Брат Ипполит примотал руку к торсу бинтами накрепко.
— Так, давайте, показывайте ногу. Ну, тут все заживает как на младенце. Жара, озноба не было?
— Нет, не было. Чувствую себя нормально, — он вздохнул. — Неужели придется носить бинты до зимы?
— Да, сын мой, придется.