"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Почему был? Есть. Байренгоф. Стоит город, стоит. Только вам туда ехать не надо.
— А что?
— А чума там.
— Чума?
— Ага, мрут людишки, пол города осталось от былого.
— Не уж-то столько померло?
— Кто помер, кто разбежался. Язва — одно слово.
— Язва — это беда, — согласился солдат.
— Язва — это полбеды.
— А что ж еще?
— Дезертиры.
— Вот как?
— Ага, ага, лютуют. Мы на тот берег даже не суемся. И хорошо, что мосты паводком смыло, и вы, господин, подумайте хорошенько, прежде чем туда лезть. А вам куда нужно?
— В Лютцоф.
— В Лютцоф? — мужик задумался. — Это я не знаю, где такое.
— А что ж дезертиров
— Я ж вам говорю, старый граф помер, а молодому только пятнадцать годов, не до того ему.
— Ясно, а все-таки, как мне попасть на тот берег?
— Три мили верх по реке пороги. Вода там быстрая, но конь у вас добрый, пройдет. Только вот убьют вас там.
— Думаешь?
— Ага, думаю. Обязательно убьют. Меч у вас дорогой, конь у вас дорогой, что ж не убить-то? Там и за простого мужицкого конька убивают. А за вашего красавца и подавно убьют. Да что там конь, за один ваш плащ с мехом убьют, или за сапоги.
— Какие мрачные перспективы.
— Чего? — не понял мужик.
— Ничего, — ответил солдат. — Страшно, но мне нужно в Лютцоф. Придется ехать.
— Ну, храни вас Бог.
— И тебя, друг.
Дождь, дождь, дождь. Некогда мелкая река — полноводна. Даже на порогах вода доходила коню почти до брюха. Медленно, с трудом, солдат перебрался на другой берег и повернул на север. В чумной город резона ехать не было и, тем более не было резона встречаться с дезертирами. Уж кто-кто, а солдат прекрасно знал, что из себя представляют эти парни. Дорога сразу за рекой ушла в лес. Стена леса справа, стена леса слева, а сама дорога больше походила на обмелевшее русло небольшой реки. И дождь.
Добрый плащ, который он захватил как-то после одного небольшого сражения в обозе побежденных, полностью промок. С капюшона за шиворот то и дело скатывались капли. Спина и плечи стали зябнуть, рука — старая его боль — начала ныть. Но ни крова, ни тепла даже не предвиделось.
— Эх, найти бы хоть что-нибудь дотемна, — сам себе сказал солдат.
Ему очень не хотелось ночевать в мокром лесу. Совсем не хотелось.
— Тут можно сгинуть, брат, — сказал он коню. — Исчезнуть, как будто и не было. Два, три дезертира с арбалетом — и все. Даже костей не найдут. Да и кто искать-то будет?
Конь не отвечал, шел шагом спокойным.
— Всякое мы повидали, а такой глуши не видели, сколько уже едем, и ни единого человека, ни дома, ни следов от копыт или колес, ни кострищ, одни лужи.
А день потихоньку полз к закату. Настроение портилось, а тут вдруг конь тихонько всхрапнул. Солдат сразу осадил его и остановился.
— Ну, чего ты? Что почуял?
Конь покорно стоял, шевеля ушами. Солдат послушал, вгляделся вдаль, даже на секунду стянул с головы мокрый капюшон — ничего, только мокрый лес и дождь. Солдат пустил коня шагом вперед. Он знал, что конь просто так храпеть не будет, это был добрый боевой конь. И тут до солдата долетел едва уловимый запах. Это был дым, тяжелый дым от сырых дров. Где-то неподалеку были люди. Только что это были за люди? Солдат решил не спешить, и, не смотря на непрекращающийся дождь, капюшон не надевал. В нем было плохо слышно. Проехав еще немного, он уже не сомневался, что кто-то хотел согреться в этом сыром лесу. А еще он почувствовал сладковатый и тошнотворный запах. Запах войны. Этот запах ничего хорошего не сулил. Поэтому солдат снял с луки седла шлем с подшлемником, надел его, затем вытащил меч и опустил его вниз, к ноге, под плащ. Он похлопал коня по шее и тихо сказал:
— Поехали тихонечко, и не вздумай храпеть. Если что, вернемся к порогам.
Но проехав немного и приглядевшись, он понял, что возвращаться не придется. На развилке дороги стояла виселица с двумя повешенными, а в десяти шагах от нее дымил костер. У костра сидело два солдата. Нанизав на палки большие морковки, они их жарили. Именно этот запах, сладкий запах жареной моркови солдат перепутал с запахом разлагающихся трупов. Рядом, на треноге из палок, висел щит с гербом. Белое поле из верхнего угла в нижний — широкая голубая полоса. На полосе черная орлиная лапа. Солдат помнил соню гербов и еще пару сотен мог узнать, но этого герба он никогда не видел. Герб успокоил его. Герб — это всегда порядок. Не останавливая коня, он вложил меч в ножны и снял шлем. Солдат был уверен, что перед ним не дезертиры, не мародеры. Ни те, ни другие никогда не будут носить чьих-либо гербов. Он двинулся к ним. Увидев его, люди вскочили с земли, похватали копья, надели шлемы и двинулись к нему. Это были простые, не молодые уже стражники какого-нибудь мелкого дворянина в поношенных, засаленных стеганках и старых сапогах. Шлемы и наконечники копий они давно не чистили.
— Стой, дальше хода нет, — сурово сказал один из них. Он был повыше и, наверное, поэтому был старшим. — Именем барона фон Рютте, я запрещаю вам ехать дальше.
— Это почему еще? — спросил солдат.
— Далее земли барона фон Рютте, и он велел никого не пускать.
— А ты знаешь, что говорит дорожное уложение Фердинанда Святого о прохождении через владения?
— Нет, — честно признался стражник.
— А сказано там так: «А кто препятствовать будет проходу через земли свои купцу, монаху или другому доброму человеку или требовать мзду за проход через земли свои у купца, монаха или другого доброго человека — того считать разбойником, не смотря на титул». У тебя есть титул?
— Нет у меня никакого титула, и про уложения я ничего не знаю. Только вот с юга чумные сюда прут, да дезертиры. Вон, — он кивнул на виселицу. — Эти тоже без разрешения пройти хотели.
— Так это ты их повесил?
— Коннетабль приказал, мы повесили.
— Не похожи они на дезертиров. Обыкновенные мужики.
— Не знаю, мы их схватили, приехал коннетабль и приказал повесить для наглядности. Мы и повесили.
— Суровый у вас коннетабль.
— Суровый, так что мы вас не пустим.
— Неужели? — солдат посмотрел на него пристально. Перед ним встала дилемма: повздорить с местным бароном, либо в ночь возвращаться к реке.
— Ну уж нет, — сказал он, — извини, брат-солдат.
Быстрым движением он схватил копье ближайшего, а каблуком сапога ударил его точно в лоб. Тот выпустил копье и плашмя упал в мокрую траву, а солдат ловко перевернул копье древком вверх и с размаху врезал им по шлему второго стражника так, что аж древко треснуло. Второй охнул и сел рядом со своим старшим.
— Поеду, посмотрю на вашего коннетабля, — сказал он, отбрасывая сломанное копье в сторону и пришпоривая коня.
— Мы ему обо всем доложим, — заорал вслед старший солдат.
Лес плавно превращался в болото, а дорога в неглубокую канаву. Умный конь не хотел идти в воду, аккуратно шел по обочине, и вскоре лес совсем закончился, и за болотом, в серой дымке мелкого дождя, появилось поселение. А еще дальше за ним он разглядел почти размытый сливающийся с серым небом замок. «Может, зря я отлупил олухов этого барона, — подумал солдат, — барон может взбеситься, а с другой стороны, что мне еще оставалось делать, не возвращаться же, в самом деле, к порогам. Надо проскочить быстренько его земли, переночевать где-нибудь в тихом месте у любого мужика, отогреться, высушиться, а на рассвете ехать дальше». Но он понимал, что такое вряд ли возможно. В таких забытых Богом медвежьих углах даже торговец нитками будет событием.