Инквизитор Красной Армии. Патронов на Руси хватит на всех!
Шрифт:
На улице их встречало вновь по-летнему ласковое солнышко. От недавней непогоды не осталось и следа, лужи быстро подсыхали под его лучами.
Автомобиль притормозил у ворот особняка на Софийской набережной. Помимо обычной охраны сына в дверях встречал и сам Герберт Уэллс.
— Как прогулялись, мистер Уэллс, — поинтересовался Ротштейн, — погодка-то только недавно исправилась. Вот чудеса, сам не знаю, что с природой стряслось.
— Кто ж его знает. Но хорошо же, до чего хорошо. Так бы и не уезжал никогда из Москвы на берега Туманного
— Кстати, про отъезд, машина за вами подойдет сюда же через три часа. Я вас провожаю, так что пока не прощаюсь, — добавил Ротштейн и сел на переднее пассажирское место. Лимузин с сизыми клубами дыма стартовал в сторону Кремля. Качество автомобильного топлива, безбожно разбавляемого механиками в гараже, оставляло желать лучшего.
Сын с порога взахлеб рассказывал отцу про смотр красноармейских частей, про Троцкого, с которым познакомился лично. Уэллс-старший сослался на усталость от пешей прогулки, отправился в предоставленную ему комнату и не выходил оттуда до самого отъезда. Тело требовало отдыха. Слишком сильны были впечатления и переживания последних часов.
Через три часа они с сыном сказали «до свидания» скульптору, финансисту и слуге, погрузились в машину и отправились к поезду на вокзал.
«Если бы уже не стемнело, сияло бы солнце, — подумал писатель, — русская столица с улыбкой встретила, с улыбкой и провожает нас».
Такой же, как и в прошлый раз, спальный вагон без излишеств, такие же разговорчивые интеллигентные попутчики. И чувство выполненного долга, и исписанный мелким убористым почерком после встречи с Лениным блокнот. Напутствие в добрую дорогу от Ротштейна, а впереди уже замаячили призраки Петрограда, Стокгольма и Лондона.
Засыпая под стук вагонных колес, писатель вспомнил, как на привокзальной площади в толпе мелькнуло знакомое лицо с пятном ожога на скуле, виденное им сегодня у колдуна. Уэллс мысленно пожелал инквизитору удачи. Как он распорядится лучом и свитком, полученными на Варварке, от писателя уже не зависело. Он и так сделал все, что мог, и еще немножечко больше…
Поплавков ехал этим же поездом, договорившись с проводницей бальзаковского возраста. Свою просьбу он подкрепил двумя золотыми царскими червонцами. Войдя в вагон, сразу же завалился спать на койку. Суматошный выдался денек…
Поезд прибыл в Петроград через двое суток. На перроне, почти у самого выхода на привокзальную площадь Северной столицы, до слуха инквизитора донесся звонкий мальчишеский голос — пацан-газетчик с энтузиазмом рекламировал свой товар.
— Неизвестные аэропланы полностью разгромили штаб-квартиру инквизиции! Не страшась разрывов бомб, начальник спецшколы Старший брат Лазарь спасал товарищей, но сам погиб в адском пламени! Нет больше инквизиции в советской России! Ликуйте, господа-товарищи! — громко и радостно выкрикивал мальчишка.
Умевший всегда держать удар, Поплавков словно наткнулся на невидимую стену. Тем более что тут же связал последние события под Петроградом и свои приключения в Москве. Месть чекистов была масштабной и адресной. А придать аэроплану вид неопознанного — эка невидаль!
— А ну-ка, дай-ка мне, паренек, газетку. Что тут у вас в Питере новенького? Нам, москвичам, понимаешь, интересно, — Аким протянул газетчику гривенник.
— Берите, дяденька, читайте, не пожалеете. Интересно! Невесть кто инквизиции шею свернул!
Свернуть шею в одночасье Корпусу, конечно, невозможно, но удар нанесен сильный, понимал Поплавков. И его, по-видимому, ищут в двух столицах. Поэтому в штаб-квартиру Корпуса или туда, где от нее что-то осталось, а также на известные ему и его братьям-инквизиторам явки не поехал. А поймав извозчика и тщательно проверив, нет ли «хвоста», отправился на Васильевский остров, где на Третьей линии была квартира одной его старой знакомой. Женщина уже как год жила в Париже, но квартирку еще не национализировали. Ретивых домкомовцев отпугивала грозная сургучная печать на дверях. Аким лично опломбировал дверь, прежде чем отвезти хозяйку на вокзал. Выправленные инквизитором документы помогли бывшей домовладелице без помех пройти таможенный досмотр и пограничный контроль. Новая власть с неохотой отпускала за границу своих граждан. Ключ от квартиры висел на проволочной петле за чугунной батареей лестничного пролета. Жилье ему было нужно всего на одну ночь. Отдохнуть и подумать. Крепко подумать, что делать дальше. На принятие важного решения времени оставалось в обрез…
В полдень следующего дня от причала Петроградского порта отходили два парохода. Один, пассажирский, на Стокгольм, на нем покидал Россию английский писатель-фантаст Герберт Уэллс. И другой, грузовой, привезший для молодой Советской республики сою и кукурузу из далекой Аргентины.
Серое свинцовое небо осеннего Петрограда в мареве дождя соединялось где-то на горизонте с такой же темно-мутной питерской водой Финского залива. Листва уже почти вся облетела с деревьев. Город и порт ждали снега и прихода зимы.
Несколько мужчин из петроградской интеллигенции, в числе которых был писатель Максим Горький, провожали своего друга и коллегу Герберта Уэллса в Лондон. На причале было людно, суетились журналисты. Проводы снимал унылого вида фотокорреспондент городской газеты.
На грузовом причале небольшой группкой стояли одетые в серые робы грузчики и что-то шумно обсуждали. Скоро перебранка перешла в потасовку, та — в драку. Мимо них быстрым шагом прошел неприметный мужчина в телогрейке и с потертым солдатским вещмешком за спиной. Он направился к сухогрузу с испанским названием Cabo de los Estados.
«Испания — это хорошо. Там тепло, и это далеко», — размышлял Поплавков, так и не принявший окончательного решения за бессонную ночь на Васильевском острове. Отдавать последний луч и свиток с информацией Корпусу или обождать? Пока попридержим! Выждем время. Теперь ни оставшиеся в живых после бомбежки, ни братья-инквизиторы, ни враги не узнают, где он. Только он один. Надо думать, не день и не месяц. Слишком велика ответственность, лежащая на одном человеке!
Аким понимал, что спокойно жить и обладать лучом в России ему не позволят. Он решил уплыть куда подальше. Незаметно скрыться. Там видно будет.