Инквизитор. Ордо Маллеус
Шрифт:
Вышибала поднялся со стула и вяло покачал одной головой. Он был плечистым, широкогрудым и высоким, словно огрин, его грязную кожу сплошь покрывали татуировки.
— Кхм... — бормотал он, обходя вокруг и оценивая нас. — Ну, раз так. Вы не пахли как твисты. Ладно...
Мы спустились по темной лестнице в ночной клуб. Помещение было затянуто дымом обскуры. Стены содрогались от незабываемо резкой, неблагозвучной музыки, называемой «пунд». Красный свет делал заведение похожим на адское болото, словно сошедшее с чертовых картин безумного
Здесь общались, пили, играли и танцевали уроды, калеки, полукровки и выродки. На сцене вертелась обнаженная большегрудая, безглазая девушка. На том месте, где у нормального человека должен располагаться пупок, у стриптизерши ухмылялся широкий рот.
Мы подошли к грязной деревянной стойке, освещенной чередой ярких белых ламп. Бармен оказался обрюзгшей тварью с налитыми кровью глазами и черным змеиным языком, метавшимся во влажном разрезе губ между гнилых зубов.
— Эй, твист. Чего будешь?
— Пару тех, — сказал я, указывая на стаканы с прозрачной зерновой выпивкой, которые проносила мимо официантка. Девушка была бы красива, если бы не желтые иглы, покрывающие ее кожу.
Твисты. Все мы здесь были твистами. «Мутант» — грязное слово, если ты сам мутант. Они общаются друг с другом на самом свободном и самом порочном сленге Империума и носят свое прозвище как знак доблести. Подобная заносчивость свойственна всем люмпенам. Лишенные псионических способностей называют себя «затупленными». Высокие, стройные люди, обитающие в условиях низкой гравитации на Сильване, зовут себя «палками». Прозвище перестает быть оскорбительным, если вы сами им себя наделяете.
Трудовое законодательство Иичана разрешает твистам работать в качестве наемных чернорабочих на фермо-фабриках и заводах по дистилляции при условии, что они соблюдают местные правила и не высовываются из выделенных им трущоб, скрытых в глубинах грязной окраины главного улья Иичана.
Бармен поставил на стойку два тяжелых стакана и небрежно наполнил их до краев зерновой выпивкой.
Я бросил ему несколько монет и потянулся за своей порцией. На меня косо посмотрели налитые кровью глаза.
— Это еще что? Монеты эм-перцев? Да ты че, твист, не знаешь, что нам запрещено их принимать?
Я посмотрел вдоль стойки. Остальные клиенты расплачивались купонами с заводскими печатями или самородками обычного железа. Теперь все они хмуро уставились на нас. Типичная ошибка, и притом в самом начале дела.
Мой спутник подался вперед и отхлебнул из стакана:
— Неужто ты станешь наезжать на двух измученных жаждой твистов, которым просто свезло ухватить немного черным налом?
Бармен сгреб монеты и улыбнулся, дернув черным языком:
— Без проблем, твисты. Вы их срубили, я возьму. Я просто базарю о том, что не стоит ими сверкать.
Мы взяли свою выпивку и стали искать столик. На то, чтобы добраться до Иичана, ушло шесть недель, и теперь мне не терпелось приступить к делу.
Ритм музыки изменился. Из встроенных в пол динамиков загремела новая пунд-композиция. По мне — всего лишь вариация, единственной целью которой было оглушить публику.
Но толпа зааплодировала и одобрительно зашумела. Голая девочка с усмехающимся животом снова принялась вращать бедрами, но уже в другом направлении.
— Похоже, мне стоило положиться на тебя, — прошептал я своему спутнику.
— Ты прекрасно справляешься.
— «Неужто ты станешь наезжать». Во имя Бога-Императора, где ты научился так разговаривать?
— Ты никогда не подвисал с твистами?
— Не так...
— Так что, я врубаюсь, ты не въезжаешь и в этот геноджек-пунд-бит?
— Прекрати, или я тебя пристрелю.
Гарлон Нейл осклабился и в притворной ярости заморгал всеми шестнадцатью глазами.
— Доглатывай, твист. Если это не Фант Мастик, я выколю себе глаза.
— О, позволь тост, — прошипел я и поднял стакан. — Вскинь, опрокинь, и нальем еще по одной!
Я скорчил гримасу, когда обжигающе крепкое спиртное ошпарило мой пищевод, а затем взял с подноса проплывавшей мимо нас девочки-дикобраза еще две порции.
Фант Мастик сидел со своими приятелями в боковой кабинке. Потомок многих поколений мутантов, проживших свой век под радиоактивными осадками, он был довольно тучной тварью с морщинистой плотью и гипертрофированными чертами лица. Его шелушащиеся уши расходились веером кожи, покрытой разбухшими венами, а вместо носа отвисал хобот. Пучок жидких рыжих сальных волос прилип к выпуклым надбровным дугам. Под ними чернели глубоко посаженные глаза.
«Печальные глаза, — подумал я. — Невероятно печальные».
Он пил из большой кружки, втягивая алкоголь через обвисший нос. Его рот, изуродованный бивнеподобными клыками, для этого не годился. Рядом с Фантом сидела проститутка. У нее было столько рук, что она одновременно посасывала выпивку, курила сигарету с обскурой, поправляла макияж и под столом делала с Фантом что-то такое, чем тот явно наслаждался.
Мы подошли к ним.
Телохранители Фанта тут же поднялись и преградили нам путь. И первый, рогатый громила, и второй, с единственным гигантским глазом, прикрытым сморщенным кожаным капюшоном, что-то сжимали под одеждой.
— Как делишки, твисты? — пропыхтел рогатый гигант.
— Все путем. Да не рыпайся ты, нам просто надо побазарить с Фантом, — сказал Нейл.
— Не выйдет, — откликнулся большеглазый приглушенным голосом. Бог-Император знает, где у него находился рот.
— А мне сдается, его порадует тот приработок, который мы предлагаем, — не сдавался Нейл.
— Пропусти их, — через звуковой блок произнес Фант.
Вокс-имплант. Нечасто можно встретить твиста, у которого хватило денег на такой аппарат. Фант наверняка был азартным игроком.