Инквизитор
Шрифт:
"Мужчина, у меня подъезд такой те-емный! Вы не проводите меня, мужчина, а то мне стра-ашно! Марина меня зовут!"
Славная, наверно, девушка. И впрямь чем-то на бывшую жену похожа. Как черно-белая фотография - на цветную.
"А куда ты идешь, Андрю-ша? Так поздно?" На блядки иду, куда же еще? Сама ведь трубку снимала, слышала: Конь звонил. "Ты возвращайся, Андрю-уша, пораньше! А то мне спать одной ску-учно!" Возвращусь.
Стоит, блондиночка крашеная, ножками перебирает, "цок-цок". Головка - набок. Кошечка. Смотрит. Шрамом на носу заинтересовалась. Хороший шрам.
– Это, - грубо сказал Ласковин, коснувшись носа, - от сифилиса, поняла? Фыркнула. Повернулась на каблучках, зацокала прочь. Зря, конечно, обидел. Это потому, что издерган, потому что Маринку ни к месту вспомнил. Дура баба. Родила бы - жила как положено. Так нет, за фигурку свою боялась. Боялась, бросит ее Ласковин, если красоту растеряет. За работу свою боялась манекенскую. (Педиков этих, кутюрье а-ля рюсс, передавил бы. Костюмчики - зараз не проблеваться. Месть "голубой" братии нимфоманкам.) Бабы, они умные-умные, а в каждой внутри - тормоз какой-нибудь. А может, зря девушку спугнул? Переночевал бы в уютном гнездышке. В ласке и заботе. Да стоит ему рубашку снять - любая женщина растает. И не потому, что сложен как надо, а потому, что ранен! А русской женщине заботу проявить - куда там постельные развлечения! И это правильно. Забота - правильно, и то, что девочку отшил, правильно. Кто поручится, что не пасут его? Что не вытащит девочку из постельки ублюдок Крепленый со товарищи? Андрей покинул арку, остановился у черной зеркальной витрины, постоял минуту... Вроде приметных рож не наблюдается. Видимость, правда, мягко говоря, ограниченная. "Да что я дурью маюсь!
– сказал он сам себе.
– Будут "тобольцы" слякоть месить, как же!" Подъехать на тачке, выскочить, пшикнуть в нос сиэской, под ручки - и поехали. Или еще проще: окошечко приспустить, пистолет с глушителем, бац - не громче, чем ботинком в лужу. "Упал тут один алкаш... Где?.. Да вон лежит. А, ну пусть лежит, раз упал". Стеклышко поднять - и дальше поехали... "Хоп-хрен вам, мудилы!" - подумал Ласковин, испытывая очередной слабый всплеск ярости. И побрел дальше, медленно, сутулясь, ногами шаркая... Ага, вот и Суворовский! Андрей остановился у перехода, когда красный уже замигал. Народ прихлынул, подталкивая Ласковина к краю тротуара... И тут, свернув влево, прямо под него выкатилась черная "Волга". Выкатилась и остановилась у самого перехода: окна в полуметре от Андрея. И стекло против заднего сиденья уже опущенное... Ласковин застыл. Ступор. Ни отпрыгнуть, ни наклониться. А вокруг - народ. И рука, сжимавшая в кармане рукоять "вальтера", онемела. "Вот, значит, как, - отрешенно подумал Андрей, глядя в темное нутро машины. Вот, значит..." Из окошка высунулась рука... Пустая. Перевернулась ладонью вверх, сжалась в кулак и втянулась обратно. "Волга" мощно рыкнула мотором, тронулась и укатила в сторону Лавры. А Андрей остался стоять, с пустотой внутри и ослабевшими коленями. Зажегся зеленый, кто-то грубо толкнул в спину: - Заснул, мужик? Толпа повалила через проспект. Ласковин тоже бездумно перешел через улицу и в каком-то отупении побрел не по Суворовскому, к Советской, в свою схоронку, а дальше по Староневскому... и как сквозь сон услышал впереди слабый перебор колоколов. Он мог бы свернуть и дальше, на Дегтярной, но не свернул, серая тень среди сотен других, продолжал брести по проспекту, пока не увидел, как шагах в двадцати впереди остановилась та самая черная "Волга". Дверца ее распахнулась, и наружу выбрался мужчина. Один, но огромный и черный с ног до головы, в длинном, ниже колен, пальто. Шестым чувством Ласковин понял: за ним. Андрей остановился, позволил толпе течь мимо него, сбросил с головы опротивевший капюшон (прятаться больше не от кого!) и, сжав покрепче пистолет, пальцем сдвинул предохранитель. У него оставалось два выстрела... и он сам. Расставив пошире ноги, Ласковин смотрел, как мужчина в черном движется к нему, не обращая внимания на прохожих, а те расступаются перед ним, как вода перед плывущим судном. Несколько секунд - и между Андреем и человеком в пальто не осталось никого. Руки мужчина держал в карманах. "Как в вестерне, - подумал Ласковин.
– Кто быстрей!" У человека в черном было крупное лицо с прямым носом и черной густой неестественно длинной бородой. Между ними оставалось шагов семь. Мужчина одновременно потянул обе руки из карманов... Ласковин рванул из куртки руку с пистолетом... и пистолет застрял, зацепившись выступом рукояти за подкладку! Андрей дернул еще раз, услышал треск ткани... и увидел, что в руках у человека в черном ничего нет. А мигом позже, когда огромный мужчина уже был совсем рядом, Ласковин углядел у него на груди, в распахе пальто, большой, отливающий серебром крест.