Иннокентий

Коруд Ал

Кеша охренел, когда узнал, что в Советском Союзе за безделье можно было на ровном месте поднять срок. Вот, казалось бы, какое дело государству до меня? Ан нет, лезут в личную жизнь! Например, в прошлую пятницу Иннокентий внезапно узнал, что вызван на товарищеское собрание по накопившимся старым грехам. Да каким своим? Прежнего Васечкина. Надо же быть таким косячником? За Петровым разное в прошлом водилось, но по сравнению с советским Кешей он прям выпускник благочинного заведения.

Странно, для

работяг на их предприятии места лишнего для раздевалки не нашлось, но зато существовал целый Ленинский уголок с рядами стульев для заседаний! Всевозможные виды собраний, похоже, имели в СССР некие сакральные черты и статус «священной коровы». Можно забить на работу, свои персональные обязанности, но на всеобщий сбор будь добр, прибудь в несмотря ни на что. Кеша маялся от осознания того, как сильно он мог за это время продвинуть халтуру в сторону получения окончательного расчета.

Председатель профкома бухгалтер конторы бесцветная Нина Петровна долго и нудно выкладывала публике прегрешения старого Васечкина. Пьянство, лень и антисоциальный образ жизни. Кеша даже малость перепугался. С такими обвинениями и до увольнения недалеко. Не то чтобы он держался за эту работу, но лучше пока не предлагали. Ему бы немного разобраться в этом мире развитого социализма и хоть как-то наладить разболтанный быт.

Он успокоился, кинув взгляд назад на товарищей. Народу в целом было фиолетово. Кто откровенно кемарил, некоторые читали газеты или тупо смотрели на докладчицу, думая о чем-то своем. Потапов подмигнул Кеше, мол не огорчайся.

— Какие будут предложения, товарищи? — строго глянула на зал из президиума сидящая там Строева.

Народ загудел, и с места поднялась учетчица и вдобавок комсорг Настя Дмитриевна. «Серая мышка», делающая карьеру по комсомольской линии. Вот и сейчас она выступала от имени комитета комсомола. Госпади, аллах всемогущий, суровый Перун, сколько же бесполезных людей в этом обществе держат?

— Я считаю, что товарищ Васечкин заслуживает самого сурового порицания со стороны коллектива!

— Выговор ему!

— На доску почета!

Зинаида Михайловна стукнула по столу ладонью:

— Это кто у нас тут юморист такой? Серьезней, товарищи!

— Поставить на вид и хватит, — предложил деловитый Потапов

— Было уже! — по лицу профкомовши пробежала тень неудовольствия.

«Что я такого ей сделал, что она меня закопать хочет?»

Кеша всерьез заволновался. В рангах советских наказаний он еще не разобрался, и принимать взыскание за чужие злодеяния особого желания не было.

— Тогда остается только выговор.

Внезапно в памяти всплыли сцены из дурацкого советского фильма. Там даже название такое кондовое.

«А ведь злоключения того сантехника здорово напоминают мои!»

Иннокентий

поднялся с места и стремительно вышел к трибуне.

— Васечкин, ты куда?

— Это несправедливо!

— Что? — лицо председателя профкома пошла пятнами.

— Судить человека в тот момент, когда он начал исправляться. Вы еще толком и не боролись за меня, а уже наказываете.

Среди работяг прошел одобрительный гул. Скучающие доселе люди тут же проснулись и отложили в сторону газеты. Им стало в кои веки любопытно.

— Ты что имеешь в виду, Васечкин?

— Зинаида Михайловна, я вам последние недели закрывал все заявки?

Строева задумалась:

— Да, но…

— Нет, вы так и скажите — есть ко мне конкретные претензии по работе?

— В последние дни нет, но…

— Вот видите, товарищи! — торжествующе обернулся в зал Кеша. — Что же такое происходит в нашем коллективе, если кое-кому, — он при этом пристально посмотрел на профкомшу, — захотелось с помощью собрания свести старые счеты.

Народ загудел и зашевелился, а Нина Петровна покрылась пятнами вся.

— Да как вы можете!

— Могу и хочу. И баста!

Замечание прозвучало откровенно двусмысленно. Мужики в зале смачно захохотали, краем глаза Иннокентий уловил, что и Строева не удержалась от ухмылки. Веселье прервал хмурый Шошенский:

— Пошутили и хватит! Это все-таки официальное собрание. Есть, что по делу сказать, Кеша?

— И скажу, не постесняюсь, — Иннокентий вошел в раж — «Остапа несло». — Я взял твердый курс на исправление своих прошлых ошибок и потому беру повышенные обязательства.

В этот раз все руководство уставилось на Васечкина. Строева задумчиво проговорила:

— Допустим так. Но ведь ты, как комсомолец не выполняешь никаких общественных поручений.

Вот тут Васечкин завис. Что это за зверь такой и с чем его едят, он не имел ни малейшего представления.

— Так дайте. Я не откажусь.

— Но мы же не знаем, чем ты увлекаешься.

Вопрос законный.

Кеша долго раздумывать не стал и ответил:

— Спортом увлекаюсь.

Один из молодых мужчин, сидевший наособицу пристально посмотрел на него:

— Давай тогда к нам в ДНД. Дежурство раз в неделю, иногда чаще. Отгулы дают.

Отгулы — это хорошо, во время них можно заняться халтурой. Иннокентий махнул рукой:

— Согласен, записывай.

Вот так внезапно Васечкин стал «народным дружинником» и завтра ему в первый раз идти «в рейд». Этот крепкий паренек работал у них плотником, имел КМС по вольной борьбе и являлся командир отряда от РЖУ района. Звали его Петр Нечаев, и еще недавно он был комсоргом, но поступил на заочное и возиться с отстающими и заниматься прочей ерундой ему стало некогда. В ДНД было проще — отдежурил и свободен.