Иномирец
Шрифт:
– А кто сказал, что я несчастен? – усмехнулся Клод Люций, принимая из лапок феникса-разносчика фужер. – Я чувствую себя самым счастливым человеком во всем герцогстве. Может, я и лишен всех радостей семьи, ласки любимой жены и любви проказников-детишек, но у меня есть иная ответственность – церковь, и я посвятил ей всю свою жизнь. Если мне придется делить время и на службу, и на семью, если мне придется разрываться между двумя ценностями, вот тогда я стану несчастным, ваша светлость. Тогда я, образно говоря, потеряю собственную жизнь и превращусь в живого мертвеца.
Герцог пожал
– Каждому свое. Я бы не смог посвятить всю свою жизнь одному только храму. Это для меня слишком… однообразно.
– Свет избрал меня для этой цели не ради моего удовольствия, – заметил епископ.
Виктор в разговор не вступал и вовсе погрузился в собственные мысли, ожидая появления невесты. Ему хотелось как можно скорее со всем этим покончить, желательно разом, одним легким мановением руки. Подперев ладонью голову, он стал пристально вглядываться в лица гостей, надеясь увидеть Дашу, но девушки до сих пор не было. Представив, что могло случиться, если Николас разоблачил обман, Виктор ужаснулся и спросил:
– А что же, ваша светлость, адмирал не явится на торжество? Ведь ему нечего стыдиться – он честно победил меня вчера и вполне законно, если я не ошибаюсь, завоевал руку моей жены.
Герцог, несколько секунд поразмышляв, пожал плечами.
– Сэр Шарп еще утром покинул стены дворца, – ответил епископ. – Он забрал всех своих людей и отчалил на «Принципио» куда-то на север. Какие-то срочные дела.
– Ч-что?.. И Лару он забрал с собой?..
– Мне это неизвестно. Да и важна ли такая мелочь? Сегодня ваш день, граф, ваш и леди Оливии, пока еще Авельонской.
Виктор обомлел. Не в силах вымолвить ни слова, он медленно откинулся на спинку трона и прикрыл глаза, пытаясь осознать сложившуюся ситуацию. Если его преосвященство не лгал, то велика вероятность того, что Даши здесь больше нет. Но из-за отсутствия девушки пропадает и весь смысл тайной операции. Виктор выругался сквозь зубы, понимая, что все катится к чертям почти в самом финале, когда ему уже известно точное местоположение Книги.
Забыв обо всем другом, Виктор так и застыл, надеясь на чудо.
И чудо явилось, но с некоторым опозданием. Спустя час томительного ожидания под красивую музыку и детское пение в зал спустилась леди Оливия. Она не была стройна как фотомодель – ее скорее можно было назвать пышкой, да и походка девушки не блистала особой грацией. Зато воздушное белое платье, шлейф которого несли позади невесты несколько пажей, сверкало и блестело как настоящий снег. Голову невесты полностью закрывала свадебная фата, а в руках девушка несла букет из голубых и бирюзовых роз. Но леди Оливия спустилась не одна: замыкали эту процессию несколько фрейлин, среди которых Виктор с удивлением обнаружил хоть и изрядно замаскированную, но все-таки столь приятную его взгляду Дашу. Как он узнал ее в новом парике и значительно отличающемся от предыдущего платье – осталось загадкой. Возможно, помогла интуиция. Возможно, этому посодействовала эмоциональная встряска, активировавшая силу его рун. Как бы то ни было, чудо все-таки свершилось, но к чему все это могло привести – Виктор старался не думать.
– Леди Авельонская Оливия Чаризз, единственная и неповторимая дочь нашего славного правителя Герберта Чаризза! – провозгласил глашатай. – Поприветствуем же ее как должно верным подданным!
Гости встали со своих мест и осыпали невесту бурными овациями. А та, ничуть не смутившись, медленно, но решительно приблизилась к герцогскому столу и, присев в реверансе, произнесла:
– Да пребудет правитель наш в добром здравии. Долгих лет жизни ему и его владычеству!
Голос леди Оливии прозвучал довольно специфично. Он оказался немного грубее и ниже, чем предполагал Виктор, хотя интонации и постановка речи были выше всяких похвал. Сразу видно – с ней долго и упорно занимались самые лучшие учителя, коих только можно было сыскать во всем герцогстве и за его пределами.
– Здравствуй, дочь моя, – улыбнулся герцог. – Сегодня великий день для меня, тебя и всех жителей герцогства. Сегодня день твоей свадьбы! Этой ночью ты станешь совсем взрослой, моя любимая девочка…
Последнюю фразу Герберт произнес с некоторыми нотками грусти, которые мог заметить лишь воспитанный на Земле человек, потому что в этом мире, в этом обществе не считалось зазорным и аморальным проводить обязательную «первую ночь» с последующим доказательством совершения акта дефлорации. Но Виктору не предстояло сегодня ночью попасть в объятия леди Оливии, и ему очень хотелось обнадежить герцога на этот счет, но здравый смысл запрещал мешать процессу.
Невеста наконец выпрямилась после поклона и, отдав букет одной из фрейлин, громко произнесла:
– Мой суженый гордо скакал на коне, даруя мне славу от вражьих страданий. Так станет же верным супругом он мне, пусть станет героем всеобщих сказаний! И верной женой нарекусь навсегда, коль стану любимой, желанной супругой. И пусть будет трудно порой – не беда! Победа окажется общей заслугой.
Герцог едва заметно прослезился, но вида не подал. Утерев щеки рукавом, он добродушно улыбнулся и повернулся к Виктору:
– Давай, Джеймс. Вот время и настало. Выйди к своей невесте.
Виктор вздохнул так глубоко, как не вздыхал еще никогда. Задержав дыхание и проверив наличие феникса на плече, он медленно встал со своего трона, ощущая на себе сотни, тысячи взглядов, один из которых принадлежал переживающей за своего сообщника Даше. Граф поправил воротник, гордо поднял подбородок и подошел к леди Оливии. Поцеловав ее ручку, посмотрел на толпу.
– Теперь вы, ваше преосвященство, – сказал герцог епископу. – Приступайте к церемонии.
Клод Люций кивнул и вышел к брачующимся. Он встал напротив них и воздел руки к потолку, после чего прикрыл глаза и нараспев прочитал длинную молитву только на одним богам известном языке. Виктор не жаловал здешнюю религию, как и любую иную, но поднявшийся прямо внутри помещения ветер и небольшое похолодание воздуха заставили его пересмотреть свое отношение к вселенскому Свету. В конце концов, мир, основа которого погрязла в магии, может быть заполнен чем угодно – вплоть до самых сказочных богов. Впрочем, тема веры сейчас Виктора мало волновала, а потому он решил разобраться в себе и своем мировоззрении несколько позже.