Инопланетная невеста по почте
Шрифт:
Меня бесит сама мысль об этом.
Николь чувственно зевает и поплотнее натягивает одно из одеял вокруг своих плеч. Когда она бросает свою последнюю подачу, при дыхании она испускает перед лицом клубы пара, и я понимаю, что, пока мы играли, я дал огню погаснуть. Готов поспорить, что в доме почти так же холодно, как на улице. Вот тебе и ее защитник. Похоже, забота о других у меня получается просто ужасно.
— Замерзла? — спрашиваю я более жестким голосом, чем хотел.
Похоже, ее удивил мой вопрос — а может его резкость — и она трясет головой, хотя при этом натягивает одеяло и плотнее
— Все нормально.
Но это далеко не так. Однако вместо того, чтобы с ней спорить, я лишь заявляю:
— Уже поздно, да и огонь погас, так что нам лучше отправляться спать.
Кивая головой, она снова зевает, затем встает на ноги.
— Могу я… оставить себе это одеяло? — она смотрит на меня усталыми глазами. — То, что на постели совсем тонкое.
Мне даже не приходило в голову запастись дополнительными одеялами. У меня всего одно, тонкое, для каждодневного использования, и то, которое у нее сейчас накинуто на плечи, для более холодных ночей, таких, как сегодняшняя.
— Да, конечно, — благодаря этому мне придется спать без ничего, но я не против. Мне проходилось спать в условиях похуже.
Улыбка, которой она меня одаривает, выражает благодарность, и Николь направляется в спальню. Я кладу огромнейшее полено в топку печи, чтобы оно понемногу нагревало, и тепло хватало на всю ночь, после чего стою, в раздумьях уставившись в пол. Прошлой ночью на улице было не так уж и плохо, однако этой ночью будет слишком холодно. Спать в эту ночь без одеяла, не имея под собой никаких удобств, не очень-то привлекает. Я направляюсь в сторону кресла и, сев, потираю рукою лицо. Ничего страшного. Эту ночь могу переночевать и здесь. Совсем скоро человек уедет.
Но, как ни странно, от этой мысли я не чувствую никакого облегчения. Вместо этого меня гложет что-то вроде гнева на самого себя и отчаяние. И чувствую я себя ужасно одиноким. Ну почему она не могла быть месаккой? «Да ладно тебе. Мне вообще-то плевать, что у нее такой странный, бледный оттенок кожи и плоское лицо. Мне многое в ней нравится, вроде цвета ее волос и этих маленьких вмятин в ее щеках. Я нахожу ее привлекательной».
Ну почему она не могла быть более сильной? Неважно, насколько очаровательной я ее нахожу, мне нужен хренов партнер, способный помочь в делах на моей ферме. Не думаю, что хрупкой Николь по силам втащить меня в дом, если я снова свалюсь с крыши хлева.
Она мне совершенно не подходит.
Тем не менее, это еще не значит, что меня не терзает желание от одной мысли о том, чтобы к ней прикоснуться. Но Николь мне не принадлежит, чтобы я мог к ней прикасаться. Нет, если я не намерен оставить ее себе.
Долгое время я смотрю на угли в очаге.
В конечном счете, я слышу какое-то постукивание, которое привлекает мое внимание. Оно доносится из спальни, и когда, встав на ноги, я иду в том направлении, до меня доходит, что это. Даже с другого конца дома я слышу, как стучат ее зубы.
— Николь? — спрашиваю я, направляясь в спальню, словно притянутый за поводок. Мне не стоит туда идти. Мне стоит просто поддерживать огонь и не обращать внимания на то, что она замерзла, и дать теплу, которое рано или поздно нагреется от пламени, обо всем позаботится. Но…
— Я в п… п… п… порядке, — отвечает она, стуча зубами. — П… просто чуть холоднее, чем я… я п… прив… выкла.
«Поддерживай огонь, идиот, — убеждаю я себя. — Иди, подбрось-ка туда еще парочку поленьев и нагрей дом до удушающей жары. Тебе не стоит к ней прикасаться».
Однако я не прислушиваюсь к этому голосу. Стянув с себя тунику, скинув сапоги и оставшись лишь в трусах, я забираюсь в постель.
— Подвинься.
Николь в моей постели вскидывается и резко садится, а ее растрепанные волосы при этом буйно взметнулись вокруг ее головы.
— Что…
— Ночь холодная, а одеял у меня больше нет, — объясняю я, забравшись в постель к ней. Рядом со мной она кажется такой крошечной, тем не менее, вполне подходящей. Я совсем не удивлен увидеть, что девушка все еще одета в несколько слоев одежды с прошлого вечера. — Будем делиться теплом тела.
— Мы? — голос у Николь дрожит от удивления — а может от стука зубов.
— Да, мы, — заявляю я твердо. Все уже решено. — И ничего больше.
— Ооо!
Из этого одного слога я не никак могу определить, разочарована она или нет. Но, устроившись обратно в постели, спиной ко мне, она больше ничего не говорит. Ее стройное тело дрожит от холода, поэтому я обнимаю ее за талию и притягиваю обратно к себе. Она напрягается, но через мгновение расслабляется и прижимается ко мне. В поисках моего тепла между моими голенями проталкиваются холодные ступни, а сама она пододвигаться еще плотнее. Теперь, когда ее дрожь прекратилась, я расслабляюсь и пытаюсь уснуть.
«Уснуть. Ага, очень смешно!»
Я остро ощущаю ее стройное тело своим, то, как она мне подходит и просто идеально ко мне прижимается. Ее волосы щекочут мой подбородок и пахнут они чистотой и свежестью. Кожей мы с ней не соприкасаемся, но моя рука до сих пор на ее талии, и я чувствую каждый ее вдох, как бешено колотится ее сердце.
Колотится? Она, что нервничает? Возбуждена?
У меня во рту пересыхает.
Было бы не трудно перевернуть ее, приласкать щечки, а потом задрать ее тунику. Обнажить эти ее обворожительно колышущейся груди и всю эту бледную кожу. Коснуться между ее бедер и толкнуться членом в ее влагалище. Наполнить ее моим семенем и подарить моего ребенка, в точности так, как я себе это представлял…
Только тут все другое, начиная с того, что она — человек. Если я сделаю ее своей, это не решит ни одну из моих проблем. Вместо того, чтобы заполучить помощника и пару, у меня тут появился еще один ротик, который мне придется кормить. Я сдерживаю проклятие, которое так и норовит вырваться из моего горла, потому что больше всего на свете я хочу уткнуться лицом в ее мягкую шею и вдохнуть ее аромат, овладеть ее телом. Сделать своей.
Но я не могу. Было бы неправильно взять ее, а несколько дней спустя передать ее кому-то другому. Может, я и гребаный черствый ублюдок, но так поступить с ней я не могу. Это несправедливо.