Инопланетный князь
Шрифт:
— В общем, каждый год проводится лотерея Счастливой Звезды. Всем детям простолюдинов в восемнадцать лет дается шанс вместе с аристократами поступить в Академию Золотого Сечения. Счастливцы будут учиться вместе с господами, представляешь?
Ага, значит, по местному летоисчислению нам по восемнадцать лет. Мне этот факт вообще ни о чем не говорил, но я на всякий случай повторил про себя — мне восемнадцать лет…
— Какие-то странные традиции, — покачал я головой. — Почему не давать всем одинаковые знания и права? Почему нужно выделять кого-то?
—
— Подожди, то есть те, кто будет управлять, должны учиться с теми, кем будут управлять? — я, кажется, начал разбираться в этой системе счастья.
Всё-таки тут есть градация и те, кто забрался выше по социальной иерархии, заботятся о продвижении своих отпрысков. Заботятся о том, чтобы те переняли их дело и их место. Какая же глупая планета…
Я не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы тут поняли — взращивая одни и те же растения, с каждым новым всходом растение будет становиться уродливее и хуже. Без притока разнообразия со стороны растущее растение обречено на вымирание.
— Да, ты всё правильно понял. Или вспомнил? Ох, как было бы здорово, если бы вспомнил. Я бы тогда на месте запрыгал от радости.
— И зачем это делается? Зачем простолюдины обучаются вместе с аристократами?
— Нас берут как мальчиков для битья, — опустил голову Мишка.
— Чего? — я подумал, что сначала ослышался.
Если нас взяли как мальчиков для битья, то почему радуется Мишка? Разве это счастливый шанс? Разве в этом счастье?
Глупая планета…
Да, в моем мире тоже за жизнь приходилось драться, но мы сражались потому, что выбрали себе военную стезю, а она предполагала бой и смерть. А тут… Или тут тоже бой и смерть?
— Видишь ли в чем дело… Аристократы настолько повернуты на чести и достоинстве, что могут даже малейшую грубость в свой адрес принять за смертельное оскорбление. И тут же вызывают на дуэль.
— И чего? Дуэль — это же хорошо. Это способ выбраковки и становления лучше!
— Нет, если один молодой аристократ убьет другого, то за убитого вступаются рода, доходит дело до кланов, а это порой грозит войной, в которой погибнет множество людей.
— Война… — я даже прищелкнул языком. — Война — это смысл жизни. Дело молодых, лекарство против морщин…
— Да что ты за глупости говоришь? — нахмурился Мишка. — Нет, война — это плохо. Это горе и боль. И вот, чтобы не допустить дуэли, аристократы срываются на мальчиках для битья. Спускают злость на своих однокурсниках из простолюдинов.
— Спускают злость? Но убивать-то зачем? Почему нас убить-то захотели?
— Сын князя Лисицкого не захотел, чтобы в его группе были люди, подобные нам. Он сказал, что подобная древняя традиция бредовая и изживающая себя. Простолюдинам не место среди аристократов, поэтому мы должны сдохнуть. Это его слова…
Я фыркнул. Среди моих маршалов все были изначально равны. Никто не имел стартового пенделя, все проходили через то же, через что прошел и я.
Только закаленный в боях воин может понять чаяния и переживания обычного солдата, у которого вдруг заклинил бластер. Только проползший на брюхе тысячу километров по вонючим болотам Триата может понять цену отдыха. Только бывший при смерти сотни раз может знать истинную цену медицинским гаджетам…
И все эти знания — залог успеха и победы!
Сидящим в комфортных космолетах чиновникам никогда не понять чувств обычного солдата…
— Поэтому нас похитили и увезли. Они хотели добиться от нас признания того, что мы не пойдем в Академию, а потом… В общем, потом ты сам всё видел. Ты же это помнишь, Аркаша? — с некоторой тревогой в голосе спросил Мишка.
— Это я помню. Вот до момента удара по голове всё как-то перепуталось. А что было дальше — я помню.
— Давай привяжем коней, а то после всех переживаний у меня вот-вот по ногам потечет, — проговорил Мишка.
— Чего сделаем?
— Ну а это-то ты должен помнить? В общем, повторяй за мной, — сказал брат и потянул бегунок на своих штанах вниз.
Я повторил. Мишка что-то поискал внутри штанов и вытащил на свет какой-то бледный отросток. Я повторил и, как оказалось, у меня наличествовал похожий отросток, только в два раза длиннее. К нему прилагались ещё две продолговатые бусины в мохнатом мешочке.
Зачем был нужен отросток я понял чуть позже, а вот про бусины в мешочке так и не смог разузнать в этот вечер. Нажатия на них вызвали болезненные ощущения. Отросток тоже не очень обрадовался активной пальпации.
— Расслабляешься и гонишь водичку наружу, — проговорил Мишка и вдруг из его отростка полилась вода.
Вот оно в чем дело — отросток был нужен для сброса отработанной влаги! В космолетах тоже иногда сбрасывали отработанное масло, и на его замену заливали новое. Похоже, что эти тела работали по подобию космолетов. Вот только наличия новой влаги в окружности я не заметил.
Спустя непродолжительное время я тоже зажурчал сбрасываемой влагой. На тело накатило некоторое облегчение, словно я долго сдерживал закрытый шлюз, а теперь его открыл настежь. После слива отработанной влаги, мы убрали отростки обратно в ткань и закрыли на молнию.
Вскоре мы вышли на грязную улицу. Если предыдущие улицы, по которым шли, отличались некоторой убранностью, то эта словно хвасталась разорванными мусорными пакетами, летающими обрывками тонкой бумаги и здоровенными крысами, вальяжно расхаживающими между кучами.
От этого места веяло опасностью. Такое чувство я последний раз испытывал тогда, когда мой космофлот заманивали в ловушку возле пятого квазара.
— Давай пройдем быстрее этот участок дороги, — поторопил я Мишку. — Я не за себя волнуюсь, а за тебя. Вдруг с тобой снова что-то случится? Опять придется выручать и заступаться.