Инопланетный след
Шрифт:
Вопросов не было. Этот подполковник открыл для меня новый мир, и новую, недоступную ранее, реальность. В голове гремели барабаны: "У меня было ПРАВО! У меня было П-Р-АВО! П-Р-Р-Р-АВО! П-Р-Р-Р-АВО!".
Я с самого начала - в Польше - мог заявить свое ПРАВО! И тогда не было бы этого кошмара увольнения, не было бы этих моральных страданий по поводу потери связи с сыном, не было бы унижения в Чечне и еще много чего бы - не было.
Выйдя на улицу, побрел, не сознавая ничего вокруг. Очнулся на остановке общественного транспорта. Там стояли люди, ждали своих автобусов или троллейбусов. Я словно проснулся от долгого летаргического сна. И задал вопрос, который заставил улыбнуться окружающих.
– Товарищи, как
* * *
Этот переход в гражданскую жизнь - сложный период моей жизни, может ли он стать поводом для вызова в МИД? И к чему его отнести, к плюсам или минусам? Минус, точно, но это не причина моего срочного вылета в Москву. Многочисленные отделы кадров с кучей запросов в соответствующие инстанции я прошел, это было, когда меня брали на дипломатическую работу. И, как я понимаю, этот огромный минус моей биографии, в конечном счете, перевесили многочисленные плюсики, которые я набирал, живя гражданской жизнью. Так что вызов в Москву не связан с вербовкой.
Моя жизнь после увольнения была довольно успешной, но очевидно не интересной с точки зрения предстоящего разговора с Министром (если только в вызове к нему не замешано какое-нибудь давнее знакомство, способное сыграть роль кнопки социального лифта). А что? Это как раз и может быть. Надо внимательно, не пропуская никого, вспомнить всех значительных и значимых людей, с кем я пересекался.
В первой фазе гражданской жизни таковых не просматривается. Я вернулся в Свердловск, тогда уже Екатеринбург, в надежде наладить отношения с семьей, но ничего не вышло. Моя бывшая жена была, вообще говоря, не против, но я понял, что уже не смогу с ней жить. Сын рос без меня, я для него стал воскресным папой. Эту рану мне, наверное, никогда не залечить.
В поисках работы устроился в школу - учителем. По диплому военного училища я имел право заниматься педагогической деятельностью. Учил детей английскому и истории. Постепенно жизнь налаживалась. Поступил в Педагогический Университет для получения второго высшего образования. Принялся за кандидатскую диссертацию. Именно в тот период и встретил первого, по-настоящему влиятельного и авторитетного, человека. Профессор филологии Беляев. Он обратил внимание на мои лингвистические способности, и помог в дальнейшем изучении иностранных языков. Однако профессор давно умер. Так что, как "лифт" его рассматривать нельзя. А вот аспиранты, которые учились у него, и, безусловно, помнили меня по групповым занятиям и просто по неформальному общению, наверное, могут потенциально повлиять на мою судьбу в текущем периоде.
Кто же там был? Пожалуй, самая перспективная - Татьяна Казаринова, она сейчас работает заместителем министра образования Свердловской области, и если бы хотела меня приподнять, то вызвали бы меня в Министерство образования. Да и в целом эта версия слабая.
Так, идем дальше. По протекции Беляева я попал в Институт востоковедения РАН. Почему туда? Ну, во-первых, моя диссертация предполагала изучение некоторых специфических особенностей образовательных процессов Китая и стран юго-восточной Азии. А во-вторых, изучение китайского тогда (да впрочем, и сейчас) было весьма перспективно, прежде всего, с материальной точки зрения.
Стремление заработать и учиться снова вернуло меня в Москву. Я стал сначала слушателем, а потом студентом Восточного университета при Институте востоковедения РАН, по специальности "международное экономическое сотрудничество".
Было тяжело. Если бы тогда у меня была семья, я бы точно не справился. Мне было уже под тридцать - самый возрастной на курсе, и как оказалось, не самый успешный. Диссертацию забросил. От получения образования в педагогическом институте пришлось отказаться. Еще хуже дело пошло с китайским. Язык мне не давался. Я уже собрался сворачивать свое образование. И тут судьба снова сделала неожиданный разворот.
Я познакомился с молодой симпатичной женщиной из приличной семьи, аспиранткой с кафедры восточных языков Университета. У нее были очень интеллигентные родители. Отец профессор и мама профессор. Работали они в Институте востоковедения РАН. Личная жизнь у молодой аспирантки сложилась непросто. Она рано вышла замуж и рано родила. У сына оказались серьёзные проблемы со здоровьем. Больной ребенок стал причиной бегства мужа из семьи. Я понимал её горе, сочувствовал, и в общем, мы стали близки друг другу. Отношения быстро развивались. Решили жить вместе, поначалу на съемной квартире, а после знакомства с её родителями - у них в доме.
С этого момента моя жизнь повернулась к лучшему. Первое, что рекомендовали её родители -- это поменять язык изучения. По их совету я взялся за индонезийский. Этот язык с очень интересной судьбой. Дело в том, что он один из самых молодых в мире. В основе его, по сути, лежит малайский - родной для двадцати миллионов человек. После Второй мировой войны в Индонезии многое менялось, в 1945 году волна национально-освободительного движения привела к необходимости объединения нации, встал вопрос о языке межнационального общения, им и утвердился индонезийский. На нем заговорили двести миллионов человек. С точки зрения лингвиста это означало лишь одно - язык стремительно унифицировался. Диалектов нет, большое количество заимствованных слов, и алфавит латинский. А главное, у нас в стране круг специалистов по этому языку сравнительно небольшой, и конкуренция значительно ниже, чем в том же китайском.
Со сменой языка и при поддержке профессорской семьи стало значительно легче. Меня приглашали на семинары, лекции научных светил, тематические конференции. Вскоре я начал выступать на форумах по различным вопросам индонезийской тематики. Напечатали несколько моих статей в научных журналах. У меня были и есть способности к анализу, и это здорово помогало. Я успешно шел к завершению обучения в университете и даже задумался о научной карьере.
С успехами в учебе значительно увеличился и круг моего общения. И вот уже перед получением диплома мне предложили первую дипломатическую должность - переводчика при нашем посольстве в Индонезии. Это был прорыв. В тридцать три года я, наконец-то, нашел себя и начал строить карьеру. Но одновременно всё потихоньку катилось к разрыву с профессорской дочкой. Мне чаще и чаще намекали, что наши отношения надо узаконить, ребенка усыновить, жену холить и лелеять. Я не был против, но мне хотелось своих детей. Наследников. Тут-то как раз и оказался главный узел противоречий. Моя гражданская жена больше рожать не собиралась.
Теперь о главном, может ли кто-то из моих знакомых того периода вспомнить обо мне и стать инициатором вызова в МИД? Однозначного ответа нет. Главным мотором судьбы в тот момент был отец моей пассии, и во многом именно его связи лежали в основе моих движений. Но его больше нет, он умер еще до окончательного разрыва взаимоотношений с его дочерью. На фоне смерти этого замечательного человека рухнула и моя личная жизнь. Мы не ссорились, но претензий друг другу накопили много. Она, и моя, так сказать, тёща - постоянно тыкали в неприятный для меня факт, повторяя раз за разом, что "всё в этом мире счастливого у меня от них". Я особо не спорил, но твердо стоял на своем: нам нужен наш общий ребенок. Короче, разрыв отношений. Расстались. Моя карьера пошла на спад, стараниями бывшей тещи меня тихо сливали. Но, как говорится, есть Бог на свете. Совершенно неожиданно я получил очень многообещающее задание. Мне поручили в рамках интересов отечественных государственных корпораций подготовить доклад о перспективных направлениях экономического сотрудничества с Индонезией.