Инопланетянин
Шрифт:
— Это вилка. Умеешь ей пользоваться?
Древний исследователь внимательно посмотрел на сверкающие зубцы. Лучший образец механической обработки металла из всего виденного им в доме. Он вспомнил матовое сияние корабля. Верно, предмет с четырьмя отростками, прикрепленными… К чему же? На какой-то миг в сознании мелькнул и исчез образ готового устройства, которое его спасет.
— Эй, у нас этим едят! Видишь? Вот так, как я…
Изрядно помучившись, инопланетянин наконец выковырял «М&М». Проглотив конфетку, он приступил к белой массе, пробуя неожиданные химические соединения, формулы которых
— А как насчет молока? Вот, держи стакан.
Жидкость заплясала, выплескиваясь на пальцы; форма рта инопланетянина не была рассчитана на земные стаканы, поэтому большая часть молока пролилась ему на грудь, ручейком стекая над сердцем-фонариком.
— Эх, какой же ты недотепа!
Тыкая вилкой в хрустящее угощение, старый путешественник не отводил глаз от зубцов. Четыре острых отростка, звенящих «вжик, вжик, вжик…»
— Что случилось? Мне вдруг стало так грустно из-за тебя.
Словно неведомая могучая волна подхватила и закружила Эллиота. Необъяснимые чувства переполняли мальчика, будто он лишился чего-то несказанно прекрасного, что должно было всегда принадлежать ему.
«Вжик, вжик, вжик…»
Древний натуралист, закрыв глаза, погрузился в пучину Высшего Знания. Найдется ли в бескрайней Вселенной ухо, которое прислушается к песне четырех зубцов? И как это осуществить? Не может же такой миниатюрный инструмент исторгнуть волны, способные пересекать галактики. Ученый горько сожалел, что в свое время не прислушивался к беседам навигаторов и связистов, которые смыслят в этом куда лучше, чем он.
— Пора повеселиться, — сказал Эллиот, стряхнув нахлынувшую грусть, и взял жутковатой наружности пришельца за руку. — Пойдем…
Длинные, похожие на корни, пальцы сплелись с его пальцами. Эллиоту показалось, что рядом с ним совсем маленький ребенок, но тут его накрыла и понесла на гребне новая волна, волна, в которой было все — и тайны мироздания, и космические законы, — и Эллиот осознал, что пришелец намного старше его, несравнимо старше. Внутри у мальчика что-то изменилось, слегка качнулось, как качается гироскоп, который всегда возвращается к исходному положению. Не в силах постичь пронизавшего его вдруг ощущения, что он тоже дитя звезд и никогда-никогда никого не обижал, Эллиот растерянно заморгал.
Он повел неуклюже переваливавшееся существо к лестнице. Гарви трусил следом, зажав в пасти свою миску на случай, если по дороге подвернется что-нибудь достойное того, чтобы заполнить ее.
Процессия пришла в ванную. Эллиот подвел инопланетянина к зеркалу — интересно, как посмотрит это нелепое существо на себя со стороны?
— Видишь? Это ты!
Ветеран-звездопроходец посмотрел на себя в примитивном отражающем стекле землян. Его гордости — сложнейшего и хитроумного органа установления контакта, радужным нимбом сияющего и переливающегося вокруг головы, не было видно! В результате лицо полностью утратило красоту.
— Смотри, вот это рука… — Эллиот покрутил своей верхней конечностью. Галактическое создание последовало его примеру, расчленяя сложнейшее движение на простые составляющие, выводя мелькающими пальцами формулы сверхскоростных полетов, кратчайших межзвездных маршрутов и космических прогнозов.
— Тебе бы фокусы показывать… — Эллиот изумленно хлопал глазами; он — это было характерно для землян — просто старался уследить за пальцами вместо того, чтобы постичь тайный смысл жестикуляции. «Да, интеллект на уровне огурца», — отметил про себя многомудрый ученый.
— А отсюда берется вода, — изрек Эллиот, поворачивая краны. — Это — горячая. Это — холодная. Здорово, да? Там, откуда ты взялся, есть водопровод?
Старый естествоиспытатель зачерпнул пригоршню воды и поднес к лицу. Переключив зрение на режим микрофокусировки, он по привычке стал созерцать мир крохотных водных существ.
— Ну как, нравится? А теперь смотри — это вообще шикарно! — Эллиот начал наполнять ванну и жестом указал инопланетянину, чтобы тот залезал. — Давай сюда, не бойся!
Реликтовое создание наклонилось над ванной, которая напомнила ему лабораторные резервуары на Великом Корабле, где любой ученый мог, расслабившись, предаться изучению водного микромира. В порыве грусти, вызванной воспоминанием, он опустился в воду.
Раздался звонок. Ботаник подскочил в ванне — во все стороны полетели брызги. Уж не для того ли его посадили в воду, чтобы тайком изучать? Неужели это лаборатория для регистрации излучаемых им волн?
— Успокойся, это всего лишь телефон!
Эллиот выскочил из ванной, и ученый с головой погрузился в воду, убаюкиваемый обволакивающим потоком, умиротворенный зрелищем танцующих микроорганизмов. Переключив дыхательный аппарат на водную среду, он с наслаждением вытянулся на дне. Сфокусировав зрение на атомном уровне, он углубился в изучение молекул воды, наблюдая за скрытой тепловой энергией. Может, она пригодится для его спасения?
Гарви осторожно приблизился к ванне. Едва ли не худшие воспоминания его жизни были связаны с ней, когда раз в году его подвергали унизительному мытью шампунем от блох; пес украдкой покосился на нынешнего обитателя ванны, которому, судя по всему, пребывание в ней ничуть не претило. Он напомнил Гарви крупную и ужасно кусачую старуху-черепаху, которой пес однажды вознамерился задать изрядную трепку; дело кончилось трагически — Гарви больно укусили в нос. Только этим можно было объяснить то, что Гарви до сих пор не покусал и даже не облаял нежившегося в воде монстра, лишь боязливо посматривая на него. Было бы неплохо, если бы Эллиот устроил головомойку этому толстому типу.
Однако Эллиот, вернувшись и заглянув в ванну, тут же выдернул эту противную образину из воды.
— Послушай, так и утонуть недолго!
Гарви разочарованно вздохнул — мытье шампунем не состоялось. Очевидно, блох у страхолюдины не было.
— А может, ты гном-амфибия? — спросил Эллиот.
«Кто угодно, лишь бы не кусачая черепаха», — подумал Гарви, прикрыв лапой нос — так, на всякий случай.
— Вот полотенце, умеешь им пользоваться?
Странник, повидавший на своем веку рождение не одной сверхновой звезды, недоуменно уставился на предлагаемую тряпицу — его кожа была непроницаема для поды. Он взял полотенце, осмотрел его и вопросительно воззрился на мальчика.