Инородное тело
Шрифт:
– У Щукина и Киреева – третья положительная, у Симаковой – первая.
– То есть обычные?
– Угу. Кстати, у Киреева в крови также имелось некоторое количество гликозидов, но никаких галлюциногенов.
Майор чертыхнулся. Если бы в крови Киреева нашли следы мескалина, это однозначно означало бы связь, по крайней мере, между двумя жертвами. И тут вдруг он вспомнил кое-что – нечто, всплывшее в разговоре с Андреем и Агнией.
– Среди тех бомжей, – медленно произнес он, словно размышляя вслух, – был некий Марат Яикбаев.
– Верно, – кивнул Кадреску. – Помню такого.
– И у него тоже ведь была редкая группа, да?
– Точно. Я же сказал – у всех.
– Интересно… Спасибо, что согласились поговорить, Леонид, –
Обо всем этом Леонид размышлял, провожая спину Карпухина пристальным взглядом.
* * *
Трофименко радовался, как ребенок: у него наконец-то появился шанс доказать всем – и в том числе Артему Ивановичу, – что он действительно чего-то стоит! Ориентировка, полученная перед самым окончанием рабочего дня, гласила, что в одно из отделений полиции поступил некий гражданин, точнее, лицо без определенного места жительства и рода занятий. В этом человеке не было ничего примечательного, если не считать того, что, при общей убогости его одеяния, обут он был в дорогие ботинки от «Тестони»! Когда пришла ориентировка, майора уже не было на месте – он усвистал так быстро, что Трофименко даже не успел поинтересоваться у него насчет планов на завтрашний день. Ну ничего, зато теперь он по горячим следам помчится в пятьдесят четвертое отделение и повидается с бомжом до того, как Артем Иванович об этом узнает. Он предоставит ему ботинки и информацию из первых рук, и тогда Карпухин оценит его по достоинству!
Бомж ничем не отличался от класса представителей себе подобных. Он так же плохо пах, так же помято выглядел и матерился, как пьяный сапожник. Строго говоря, он не был по-настоящему пьян, скорее с похмелья, но кричал знатно, о чем Павла сразу предупредил дежурный.
– Мы попытались снять с него ботинки, – поведал он Трофименко, ведя его по длинному узкому коридору к «обезьяннику». – Что ты – он такой концерт устроил, что мы решили не связываться!
Интересно, подумал Павел, когда это чей-либо «концерт» мешал работникам полиции получить от задержанного все, что им требуется? Словно предугадав ход его мыслей, сержант сказал:
– У нас сейчас с этим строго – пальцем нельзя их тронуть, задержанных, а то, не ровен час, нарвешься на переодетых журналистов или еще что! Короче, не стали мы с ним драться, решили – вы уж как-нибудь сами разберетесь.
Трофименко вовсе не испытывал жгучего желания разбираться с задержанным, но выхода ему, похоже, не оставили.
– За что его задержали? – спросил он сержанта.
– Не поделил с собратьями мусорный контейнер у Макдоналдса. Это ведь я заметил, что на нем ботиночки крутые, но только через несколько часов прочитал, что вы ищете какую-то похожую обувь. Не уверен, что это именно те ботинки, но уж больно похожи – по фотографии!
– Спасибо тебе, сержант, – сдержанно улыбнулся Павел, подумав о том, что Карпухин непременно похлопал бы парня по плечу и горячо поблагодарил за службу (он никогда не стеснялся выражать свои чувства, как хваля подчиненных, так и выражая им свое неодобрение). Павел же старался скрывать эмоции: его молодость и внешность, напоминавшая о румяном белобрысом старшекласснике, чаще вызывали у людей улыбку, нежели чувство уважения, как в случае с майором. Но сержант и не пытался оспаривать его авторитет, а, напротив, старался услужить.
Бомж, которого записали как Петра Евсеенко, сидел на длинной обшарпанной скамейке, вытянув ноги – без носков, зато в отличных штиблетах, тех самых, которые так подробно описали им с Артемом родители Щукина.
– Я ничего не делал! – заявил гражданин Евсеенко, едва лишь Павел переступил порог «обезьянника». – Меня ни за что задержали, и я требую адвоката!
– Может, тебе еще поляну накрыть и цыган вызвать? – добродушно поинтересовался сержант.
– Злой ты человек, Олег Петрович, – качая косматой головой, пробубнил задержанный, и Павел заключил из этого, что Евсеенко – частый гость в этом участке. – Прям зверь!
– Ладно, – усмехнулся «зверь». – Вы тут побеседуйте, а я пойду перекушу.
Трофименко с интересом разглядывал бомжа, который, в свою очередь, тоже буравил его взглядом маленьких водянистых глазок неопределенного цвета.
– Итак, Петр… – начал он.
– Владленович, – уточнил задержанный.
– Итак, Петр Владленович, – с готовностью подхватил Павел, – вас задержали за пьяную драку?
Собеседник ответил не сразу, словно бы взвешивая, стоит ли молодой следователь того, чтобы вести с ним беседу? Трофименко терпеливо ждал. За время работы с майором Карпухиным он нахватался от начальника определенных приемов и часто имел возможность убедиться в том, что Карпухин – далеко не типичный представитель своей профессии. Несмотря на его простоватую внешность, Артем Иванович, в отличие от большинства его коллег, предпочитал вежливость в общении с подозреваемыми. Еще в первые дни, когда Павел с удивлением отметил эту его особенность, Карпухин пояснил:
– Понимаешь, стажер, никто ведь еще не придумал ничего лучше правил, прописанных в Библии, в частности – «обращайся с другими так, как хотел бы, чтобы обращались с тобой». Знаком тебе такой постулат? Так вот, самый отъявленный негодяй и убийца в душе желает уважения к собственной личности. Подавляя его, играя мускулами, когда наручники уже надеты на его руки, ты вызываешь в нем лишь ненависть. Ненависть – это совсем не то, что тебе нужно, ежели ты хочешь заставить его общаться с тобой на равных, а ведь, только общаясь таким образом, вы имеете право ожидать друг от друга откровенности. Не думай, что ваше положение типа «начальник – подчиненный» сохранится навсегда. Все в жизни меняется, и когда-нибудь этот человек может оказаться на том месте, на котором сейчас, надувая щеки и куражась, стоишь ты. Будь вежлив и предупредителен, и любой отморозок, почувствовав это, не перевоспитается, конечно, но захочет не ударить в грязь лицом в твоем присутствии!..
– Ну почему сразу – пьяную? – передернул плечами Евсеенко. – Просто не надо лезть, куда не приглашают!
– Вы о чем?
Павел усиленно делал вид, что его страшно интересуют обстоятельства задержания бомжа, хотя единственным, что по-настоящему занимало его мысли, были красивые ботинки Евсеенко, надетые на босу ногу.
– Те ребята притащились из другого района, – пояснил бомж, удивленный и даже, пожалуй, польщенный интересом Трофименко.
По правде сказать, он испугался, когда дежурный притащил сюда этого нового парня. По крайней мере, Олега он знал – не первый день замужем, как говорится, и он был не самым страшным человеком в этой структуре, от которой Евсеенко уже не раз пришлось серьезно пострадать. Его частенько били – правда, ни разу не избивали до полусмерти, как некоторых его товарищей. Бывало, и деньги отнимали, и вещи, добытые с таким трудом, но Олег обычно этого не делал, и хотя бы за это Евсеенко испытывал к нему нечто похожее на чувство благодарности. Такое чувство испытывает пес, которого хозяин бьет, однако не слишком жестоко. Появление же нового лица, более важного, насколько мог заключить бомж, в его камере, говорило о том, что речь идет о куда более серьезных делах, и он никак не мог взять в толк – что это за дела такие? Вернее, мысли на этот счет у него имелись, но Евсеенко искренне надеялся, что он ошибается. К счастью, молодой следователь не стал его лупить и даже начал задавать обычные вопросы, что заставило его наконец расслабиться и поверить в то, что самого страшного ему удалось избежать.