Иностранец ее Величества
Шрифт:
Времени на отдых и размышления Дэниэл решил себе не давать. Вообще. Живет один в очень скромной съемной квартире в Пекине.
И так уже почти два с половиной года. Лишь несколько недель в году Дэниэл проводит на родине. И это единственная возможность нам с ним пообщаться. Мне его очень не хватает, но не буду эгоистом…
Поразительны эта стальная сила воли, эта упертость, сумасшедшая решимость, направленная не на обретение конкретных материальных и прочих благ. И не на усладу честолюбия. А на нечто куда более абстрактное, чего Дэниэл сам до конца и объяснить-то не может. Или не хочет.
Целеустремленность
Отсутствие ясного, обыденного, банального ответа на этот вопрос, мне кажется, делает эту ситуацию вполне эксцентричной. А моего друга, соответственно, эксцентриком.
Дэниэл, наверное, не сделает великих открытий, но выдающимся китаистом, не сомневаюсь, станет. Заткнет еще за пояс многих светил.
Немало в английской истории было таких упертых чудаков-эксцентриков, воспетых и забытых. В историю нефтедобычи вошел Джордж Рейнольдс, который почти семь лет колесил по Персии, спал в палатках, питался бог знает чем, болел дизентерией, стоически переносил жару и холод, угрозы и оскорбления. И при неудачах, следовавших одна за другой, лишь сжимал крепче свои английские челюсти… И в конце концов, вопреки прогнозам скептиков, нашел-таки в 1908 году богатейшие запасы нефти в Иране и тем самым перевернул историю как Среднего Востока, так и всего мира…
Материально Рейнольдса вознаградили, конечно, но достаточно скромно. На родине со своими знаниями и опытом он мог бы зарабатывать больше. И не спать при этом в палатке на голой земле…
Тогда зачем ему все это понадобилось? Одно слово — эксцентрик…
Или все эти многочисленные английские мореплаватели, все с той же жесткой верхней губой, жившие странной, неудобной, полной опасностей и лишений жизнью, чтобы все дальше и дальше раздвигать границы империи. Что ими двигало? Материальный интерес? Патриотизм имперский? Или и то и другое вместе? Ближе к истине, но все равно с точки зрения нормального спокойного обывателя, не совсем понятно.
Ли Фермор, сын одного из самых уважаемых английских геологов, выкинул фортель: перед Второй мировой войной в совсем юном возрасте взял и отправился пешком по Европе через Голландию, нацистскую Германию, Балканы. Ночевал то в монастырях, то в стогах сена. Дошел до Стамбула, по дороге влюбился в княжну Балашу из русско-румынского и византийского рода Кантакузенов, прожил с ней несколько лет в ее бессарабском поместье. Во время войны оказался в британской разведке. На Крите среди бела дня похитил самого важного на острове немецкого командира в чине генерал-майора. Прятал его в пещерах, потом переправлял в Египет, однако по дороге случилось нечто странное. Война для них обоих чуть не кончилась. Генерал стал себе под нос декламировать оду обожаемого Фермором Горация, а тот подхватил… Будучи истинным джентльменом, Ли Фермор хотел генерала отпустить, но, как потомок рыцарей, не мог этого сделать.
Про эту историю написаны книги, снят имевший успех фильм, в котором Фермора играл знаменитый британский актер Дирк Богард. Много лет спустя вдруг выяснилось, что писатель прятался и в самом Ферморе. В семидесятых он начал печататься
Ли Фермор нигде толком не учился, даже школу не закончил, хотя виртуозно владел литературным слогом, знал несколько современных и древних языков. Но, видно, был в нем какой-то странный ген, тот же, что не давал покоя высокоученому Роберту Форчуну, который лет за сто до Фермора тоже неожиданно пустился в авантюры в стиле Джеймса Бонда.
Кажется, вполне реализовавший себя и материально, и морально преуспевший, отлично устроенный в жизни человек. Всемирно признанный ученый-ботаник.
И что ему в уютном университете не сиделось? Зачем нужно было соглашаться на лишения, рисковать жизнью и здоровьем? На протяжении трех лет тайком вывозил он саженцы чая из закрытых для европейцев районов Китая, чтобы создать в Индии новую, невиданную чайную культуру. Острых ощущений захотелось? Ну, может быть и так, чужая душа — потемки, но думаю, дело тут не только в этом.
Если бы не Форчун, не знаю даже, стали ли бы англичане в итоге главными чаевниками в мире или нет.
Ведь уже много десятилетий их массовая одержимость этим напитком удивляет весь мир.
Чайные страсти-напасти
После окончания популярной телепрограммы или напряженного футбольного матча в английских городах отмечается странное явление. Сначала потребление электроэнергии ощутимо падает — миллионы людей выключили телевизоры. Ну, это понятно. Нечто более загадочное происходит несколько минут спустя, когда общий расход электричества и газа вдруг снова резко взмывает вверх.
Что случилось? Те же самые миллионы одновременно включили газовые плиты и электрочайники, кипятят воду. Минувший эмоциональный момент надо запить — заветной чашкой чая, разумеется.
В культ этого напитка в Англии трудно поверить, пока с ним сам не столкнешься. В романе «Английские правила» я, с долей художественного преувеличения, писал, что в Англии есть только две вещи, неподлежащие осмеянию или умалению, две неприкасаемые святыни — Ее Величество Королева и чашка чая. Причем это великое словосочетание, «чашка чая», сокращается в разговорном языке до короткого забавного «каппа», и непременно должно сопровождаться эпитетом «nice» — то есть милая, чудесная, приятная.
Английская страсть к чаю удивляет не только жителей континента, но и заокеанских кузенов. Известный американский очеркист и путешественник Билл Брайсон изумленно отмечает в своих «Заметках с маленького острова», что ни в одной другой стране мира он не видел такого: чтобы появление некоторого количества горячей воды, окрашенной сушеными листьями некоего тропического растения, вызывало бы такой неподдельный восторг, такое предвкушение и радостный блеск глаз. Брайсон наблюдал, как отставной полковник в пансионе потирает руки при виде «прекрасной чашки», у других щеки покрывает румянец, словно перед любовным свиданием. Хозяйка пансиона осознает свою власть над постояльцами и торжественную важность момента. Вот оно, главное событие дня для исстрадавшихся душ!