Иностранец ее Величества
Шрифт:
Роуз пришел в эту знаменитую торговую фирму (которую англичане любовно зовут: «Маркс энд Спаркс», а русские, естественно, «Маркс и Энгельс») в критический момент ее истории. Как это часто бывает с большими, неповоротливыми и избалованными прошлыми успехами торговыми домами, «М & S» упустил момент, когда его главная клиентура, преуспевающая верхушка среднего класса, состарилась. Главные покупатели больше не могли или не хотели тратить много денег на одежду, а представителям нового поколения магазины фирмы казались безнадежно старомодными, «сплошной
Абсолютно все выглядело безнадежным: старообразный дизайн, не то оформление, неправильная реклама, запущенные customer services (отделы по отношениям с клиентами). Все сугубое не то, все — прошлый век.
Задача выглядела почти невозможной: в «М & S» зоб входит более шестисот магазинов в Великобритании и еще триста с лишним в сорока странах мира. В фирме работает почти семьдесят пять тысяч человек, и у нее более двух тысяч поставщиков.
Развернуть такого гиганта — дело архисложное. Большинство специалистов считало компанию обреченной.
Но пришел Роуз-Брянцев и у всех на глазах это невозможное совершил: вывернул «Маркса и Энгельса» наизнанку, реорганизовал, от услуг некоторых поставщиков отказался, с другими перестроил отношения и совместными усилиями нашел новые модели одежды, новых производителей, новых дизайнеров, новые методы рекламы, придумал всякие неожиданные пиар-ходы. И погибший уже было гигант снова задышал. Это казалось почти чудом.
Помимо всего прочего, Роуз был одно время рекордсменом: получал самую высокую заработную плату в Британии — более миллиона фунтов в год. (Знай наших!) Некоторые акционеры ворчали, но большинство проглотило решение совета директоров назначить спасителю просто невиданное по тем временам вознаграждение (с тех пор рекорд уже был побит, и многократно).
Так вот: возрожденный великан уже вовсю дышал полной грудью, годовые прибыли тоже шли на рекорды, превысив миллиард фунтов. И тут вдруг грянул кризис. Он крепко ударил по всей розничной торговле, все показатели покатились вниз.
Акционеры есть акционеры, они не желают различать, где внутренние, глубинные, но уже преодоленные трудности, а где — временные, общего характера осложнения. Роузу стали искать — и нашли — замену. Но перед его сменщиком стоит задача куда менее сложная — перетерпеть, перебиться, пока экономика не выйдет из кризиса. И затем продолжить дело русского англичанина.
А еще российские корни просматриваются у прославленного актера Бена Кингсли, получившего «Оскара» за своего Ганди и кличку «коммунист» за роль Ленина в фильме Дамиано Дамиани, а также у культовых рок-музыкантов Пита Доэрти, Мика Джонса из «Клэша» и много у кого другого. Но про одного знаменитого английского русского, гражданина мира, любимца интеллигенции просто нельзя не рассказать.
Тем более что он-то свою чисто русскую фамилию маскировать и переделывать не стал.
Англо-русский фон-барон
На визитной карточке, которую протянул мне Петр Ионович, помимо приставки «сэр» значился еще только один титул: «Мамбр
Не сомневаюсь, что у него имелось немало других карточек, необходимых для разных случаев, например визитка посла доброй воли ЮНИСЕФ. К моменту нашей встречи он уже несколько десятилетий отдавал много сил этому делу, помогал детям в развивающихся странах. Но не представляться же так при знакомстве — неприлично бахвалиться добротой и бескорыстием.
Поэтому для таких встреч у него была и заготовлена карточка — для тех, кто понимает по-французски. Или, наоборот — для тех, кто не понимает. Любил он всякие мистификации и розыгрыши. Загадка: член какого-то непонятного «института». (На самом деле — часть Французской академии.)
Но всего на визитной карточке не напишешь, тем более что половина, да что там — и десятая часть его дел и титулов ни на какой карточке не уместилась бы. Он зов и комедиант, он и эксцентрик, он и аристократ. И писатель, и режиссер. А по национальности: англичанин, француз и немец одновременно. Ну и конечно, русский — одна фамилия чего стоит! Возведенный ее величеством в рыцарское достоинство — сэр Питер Устинов.
Каких кровей только в нем не намешано, даже перечислять замучаешься. Помимо русской — французская, немецкая, итальянская, испанская, эфиопская. И без еврея не обошлось, правда крещеного, из Кракова. Покинув родную Польшу, тот нашел себе жену в одной из протестантских миссий Иерусалима — то была одна из прабабушек Петра Ионовича: наполовину немка, наполовину эфиопка. Эфиопские предки, говорят, были тамошней знатью; не исключено, что тоже родственники Пушкина.
На мой вопрос, кем же он все-таки себя считает, сэр Питер отвечает, не колеблясь: «Прежде всего русским». «Правда, находясь в России — в меньшей степени, — на всякий случай добавляет он. И еще, после секундной паузы: — Меня ведь зачали в России». Ах, ну да, тогда не о чем и спорить: это, конечно, решающий аргумент!
Впрочем, к тому моменту я уже знал о сэре Питере достаточно, чтобы не принимать эти размышления на тему национальности слишком всерьез. Да он и сам говорил: «Не обязательно иметь национальные корни, достаточно уметь вести себя цивилизованно».
Сэр Питер был большой выдумщик, фантазер и артист. Он все время творил новый какой-то мир и, как настоящий художник, сам глубоко верил в него — ровно до того момента, пока не изобретал новый. Так и тут: я не сомневался, что здесь и сейчас, в разговоре со мной он, конечно же, и в самом деле прежде всего русский.
Мне тем легче было в это поверить, что внешне, в том числе и манерой говорить, и жестами, и голосом он был невероятно похож на замечательного актера и потрясающего рассказчика, острослова Ростислава Плятта, с которым у меня связаны очень теплые детские воспоминания и которого я не раз наблюдал не только на сцене, но и с близкого расстояния, в домашней обстановке. И еще что-то неуловимое — от Михаила Яншина и еще каких-то великих актеров МХАТа и Малого. Но в то же время и о том, что мой собеседник не раз играл Эркюля Пуаро в экранизациях романов Агаты Кристи, тоже забыть было невозможно. Чувствовалось в нем что-то эдакое вальяжно-бельгийское.