Иностранец ищет жену
Шрифт:
Софии казалось, что тот мир существовал в каком-то другом измерении. Но была Эльза — связующее звено между «мирами».
Софии хотелось поговорить с Эльзой, посмотреть ей в глаза, но она пока не решалась это сделать.
Тревожные мысли таяли под ласковым солнцем. Перевернувшись на бок, София погрузилась в легкую дрему.
Ей впервые за долгое время снилась Сафрон — та печально на неё смотрела, и очень долго молчала. А затем сказала: «Он наконец-то всё узнал… он знает».
Проснулась
Иголками, шипами, шпагами по телу. Возникло неприятное чувство в теле, столь необычное, что и сравнить было не с чем. София беспомощно осмотрелась, сон как рукой сняло.
А затем она увидела Эриха Ноймана. Он сидел в кресле у её шезлонга, был серьезен, задумчив.
Она сразу поняла, что что-то случилась… она уже так хорошо его знала.
— Что? — спросила София чуть резче, чем следовало. Она не любила, когда он так на неё смотрел. — Что случилось, Эрих?
Он так смотрел!
Был обед, начинало припекать солнце. Журчал рядом наполняющийся водой бассейн. В воздухе стояла духота.
Эрих встал, подошел к ней, и сел рядом.
Он был в костюме, эдакий немец из картинок её детства. Красивый, вальяжный.
Мужчина нежно поцеловал её в губы, так нежно, что Софии стало неловко. Он провел рукой по её плечу.
— Как же я тебя любил, милая моя, — сказал он внезапно.
Она вздрогнула от тона его голоса. Всё тело сжалось, напряглось.
— Эрих?
— Я дышать без тебя не мог все эти годы. Искал сафрон, но нуждался в тебе… кто бы мог подумать. Это всё время ты была, столько времени со мной…
— Эрих…
— Я любил тебя тогда, кажется, всегда любил, хоть и старался забыть…
В его голосе было столько боли. Софию накрывала паника.
— Эрих… о чем ты говоришь?!
Он наклонился и снова осторожно поцеловал её в губы.
— Милая моя… родной человек, которого я буду любить бесконечно… прости меня за все.
София накинула на себя длинный вязанный свитер. Наверное, она смотрелась нелепо — в купальнике и вязанном свитере.
— Что?! — встрепенулась София. — Почему ты так на меня смотришь?! Эрих!?
А он смотрел. Казалось, он видел Софию впервые. Она не понимала, что такого случилось за те несколько часов, что она спала на шезлонге. Или, быть может, раньше?
— Эрих?!
— София… я по-прежнему держу тебя взаперти. — усмехнулся горько. — Кажется, жизнь меня ничему не учит. — Нойман поднялся с шезлонга, он сразу оказался выше, ей пришлось задирать голову. — Я позвонил Марку, он скоро будет здесь, и заберет тебя… Собирайся.
И пошел обратно к дому.
Ну а София… На неё нашло какое-то состояние апатии. Услышанное будто отскакивало от неё, слова не желали преобразовываться в смысл.
«Заберет её? После всего, что он, Эрих, сделал, чтобы привязать её к себе… и вот, когда она вроде бы начала привыкать… сейчас?»
Женщина резко подорвалась и побежала следом.
— Что всё это значит?! Черт, я имею право знать!
Он обернулся. Казалось, ему больно на неё смотреть.
— Эрих… это игра такая? Или, быть может, — попыталась улыбнуться, — своеобразная месть… Я не знаю за что, но… ты же должен как-то… обьяснить.
— Сегодня я узнал то, что лишило меня право держать тебя здесь насильно. Я потерял это право давным-давно.
— Эрих, но… я не понимаю.
— Уезжай… он тебя ждет. Давно ждет…
Эрих двинулся вглубь по коридору, и скрылся за поворотом. Она еще долго смотрела ему в след, и чем дольше она там стояла, тем более одинокой и ненужной ощущала себя… использованной, изуродованной.
«Сломал таки… вот так, походя, сломал. Мразь!».
** * **
— Чертовщина какая-то! Сволочь!
Она запихивала в чемодан все, что попадалось на глаза, пока не поняла, что чемодан не закроется, что он не магический, что в чемодане слишком много вещей… но по-прежнему продолжала совать туда вещи.
Противный кот где-то гулял. Она его звала, звала, но кот не приходил. Тогда София бухнула в кресло, и расплакалась.
— Противный Ари… мерзкий кот.
Кот был ни при чем, но надо же было что-то сказать… Обида на кота стала той самой последней каплей.
Плакала София редко… пока не встретила Ноймана, пока он не устроил ей такие свистопляски, что мама не горюй. Но вот так, чтобы размазывать слезы по щекам, громко, с душой, так она, кажется, плакала только в родильном доме, на руках у матери.
— Ненавижу!
— Знаю…
Он стоял в дверном проеме, и казался таким усталым, будто только что из могилы поднялся.
Он противно всхлипнула. Ей хотелось он него закрыться, потому что этот мужчина постоянно будто ножом резал. Зачем резал — непонятно. То пытался силой удержать, то выбрасывал, как ненужную игрушку.
Он сел на кровать напротив Софии. Ей выть хотелось от этой его мерзкой рожи великомученика. Что это, очередная игра?!
— Мразь! Ненавижу тебя! — И снова заплакала в рукав.
— Мразь, знаю. Всегда таким был, наверное, и останусь. Прости меня… за все.
Они были так близко друг от друга, протяни руку — и обнимешь, и одновременно так далеко. Еще вчера они завтракали вместе, а сегодня он её чуть ли не выгнал из дома.
София расплакалась с новой силой. Чертов кот, чертов Эрих Нойман! Чертовы слезы, что снова заливали глаза.
— Ну что ты, родная моя, — сказал Эрих ласково, насильно заключая Софию с свои объятия. — Не плач, родная.
«Родная? Выгнал тогда зачем?»