Иной 1941. От границы до Ленинграда

Исаев Алексей Валерьевич

^{Разбитый танк Pz.IV}

В промежутке между 3-й и 4-й танковыми группами наступала пехота 16-й армии, а также VI армейский корпус 3-й танковой группы. Этот удар усугублял и без того серьезное положение 11-й армии. Части 16-го стрелкового корпуса, расположенные в лагерях, выступили по тревоге в 7.30 22 июня и встретились с противником на марше.

Здесь, в полосе 11-й армии, состоялся первый подтвержденный противником «огненный таран» советским самолетом наступающей немецкой колонны. Он был отражен в истории 6-й пехотной дивизии, написанной ее командиром: «В полдень дивизия была атакована 20 русскими самолетами, которые смешали свой боевой порядок, когда их атаковали 5 немецких истребителей. За 5 минут 5 русских были сбиты, остальные исчезли. К несчастью, один русский самолет упал рядом с маршевой колонной дивизии, взорвался и окатил находившийся там штаб артиллерийского батальона горящим бензином» [46] .

Сомнительно, чтобы немцам так крупно не повезло со случайным падением советского бомбардировщика. Скорее всего, пилот в последний момент направил горящую машину во вражескую колонну. Доктор Хаапе, служивший в то время в 6-й пехотной дивизии, нарисовал яркую картину произошедшего: «Проезжавший мимо нас на мотоцикле вестовой крикнул нам, что один из бомбардировщиков рухнул прямо на артиллерийскую колонну. Там требовалась срочная медицинская помощь. Я припустил галопом в указанную мне сторону и, когда прибыл на место, узнал, что пятнадцать артиллеристов уже мертвы. За зарослями придорожных кустов лежало еще девять очень сильно обожженных солдат. Ожоги пятерых из них были столь ужасны, что я почти не надеялся, что они протянут более одного-двух дней» [47] . По данным штаба ВВС СЗФ, в это время (около 13.00) в этом районе действовал 31-й полк скоростных бомбардировщиков. С 2000 м советские летчики опознали цель как «скопление танков». К сожалению, фонд 31-го полка практически не содержит документов по лету 1941 г., и установить фамилию совершившего «огненный таран» пилота не представляется возможным.

46

Grossman H. Op.cit. S. 41.

47

Хаапе Г. Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте. М.: Яуза-пресс, 2009. С. 19.

Командование Северо-Западного фронта приняло ключевые решения уже в первые часы войны. Так, в 9.45 22 июня, примерно через шесть часов после начала боевых действий, на свет появляется директива командующего фронтом на контрудар. Начинается она словами: «Противник занял танковыми и мотоциклетными частями Кретинга. В Таураге ворвались его танки и мотопехота. Видимо, противник пытается окружить части 8-й армии» [48] .

В реалиях Второй мировой войны обороняющемуся жизненно важно было понять, где именно противник ввел элиту своих войск — подвижные соединения, т. е. танковые дивизии. Это направление требовало наибольшего внимания, поскольку именно подвижные (механизированные) соединения могли прорваться в глубину обороны и образовать кольцо окружения. Теоретически это не составляло большого труда: мехсоединения выделяются большой массой колесной и гусеничной техники. Но на практике быстро понять, где нас атакуют бронетехника поддержки пехоты, а где — танковая дивизия, было не так просто. Вождение войск делают искусством, а не ремеслом, именно такие моменты. Военачальнику нужно принять решение не поздно и не рано. Директиву войскам нужно писать не по первым сбивчивым донесениям, но и не в обстановке полной ясности, когда уже поздно принимать контрмеры. Как мы сейчас знаем, немецкие подвижные соединения в полосе советской 8-й армии были только под Таураге. На приморском фланге была только пехота и штурмовые орудия.

48

СБД. № 34. С. 38.

Однако выяснилось это далеко не сразу. Силы противника, атаковавшие 10-ю стрелковую дивизию, были оценены штабом 10-го стрелкового корпуса достаточно точно примерно в середине первого дня войны. Уже в оперсводке от 12.00 22 июня указывалось, что они составляют «до двух ПД». В оперсводке от 19.00 22 июня эта оценка сохранилась: «Перед фронтом [10 сд] наступает до двух ПД пр-ка». Действительно, активные действия в первый день войны были предприняты здесь двумя пехотными дивизиями немцев — 291-й и 61-й. В той же полуденной оперсводке говорилось: «На фронте 90 сд действует до двух ПД и одного танкового полка или мотодивизии» [49] . Слова «или мотодивизии» были вычеркнуты, и от руки было вписано «имеются моточасти». Это тоже соответствовало действительности — здесь наступали 11-я и 21-я пехотные дивизии. Тем не менее некоторая неопределенность сохранилась в донесениях корпусов в течение 22 июня. В 16.47 22 июня из штаба 10-го стрелкового корпуса было принято донесение: «К местечку Сковдас приближается мотомехчасть противника» [50] .

49

ЦАМО РФ, ф. 344, оп. 5554, д. 71, л. 54.

50

ЦАМО РФ, ф. 221,оп. 1351, д. 64, л. 8.

Стандартным средством противодействия глубоким прорывам противника были собственные подвижные соединения. Считалось, что целесообразнее всего их использовать для фланговых контрударов. Еще утром 22 июня Кузнецов и Кленов решили использовать в контрударе соединения 12-го и 3-го механизированных корпусов. 23-я танковая дивизия 12-го мехкорпуса была нацелена на Кретингу, а остальные силы должны были ударить «по флангу и в тыл противнику, прорывающемуся на Таураге». То есть был задуман удар по обоим флангам наступающей на Шауляй группировки противника, классические «клещи». В 3-м и 12-м мехкорпусах осталось по одной танковой и одной моторизованной дивизии для этого контрудара. В разведсводке штаба Северо-Западного фронта к 18.00 22

июня указывалось: «На участке Шилале, Скаудвиле, Эржвилки, Юрбург наступают до трех пехотных дивизий и около одной танковой дивизии» [51] . Такой противник был двум неполным мехкорпусам «по зубам». Как мы сейчас знаем, в действительности здесь было две танковых дивизии. Еще одна танковая дивизия немцев (8-я) проскользнула незамеченной на Арёгалу.

51

СБД № 34. С. 40.

Детализация контрудара была отдана Военным советом фронта на откуп командованию 8-й армии. В 14.00 22 июня появляется приказ № 01 войскам армии, в котором 23-й танковой дивизии приказывается нанести контрудар по приморской группировке противника «немедленно», а главными силами 12-го мехкорпуса — в 4.00 утра следующего дня. 3-му мехкорпусу точное время контрудара не задавалось, лишь было указано «2-й танковой и 84-й моторизованной дивизиями выйти к утру 23.6.41 г. в район Россиены для удара по противнику во взаимодействии с 12-м механизированным корпусом и 9-й артиллерийской бригадой противотанковой обороны».

^{Сгоревший под Алитусом танк БТ. На заднем плане виден подбитый и сгоревший немецкий Pz.IV}

В целом же следует признать, что 4-ю танковую группу штаб Кузнецова существенно недооценил. В журнале боевых действий Северо-Западного фронта об этом говорится вполне однозначно, в формулировках, не допускающих двойного толкования. Во-первых, там утверждается, что всего «до 50 танков атакуют Тауроген». Во-вторых, уже в записи, датированной 8.30–9.00, прямо сказано: «Главная группировка до 500 танков прорывается на Кальвария — Алитус. Такая группировка и действия войск врага невольно наталкивают на вывод, что главные усилия противник направил на Алитус — Вильно» [52] . Нельзя не отметить, что оценка танковых сил противника под Алитусом в 500 машин не сильно завышена. Там действительно было 494 танка 7-й и 20-й танковых дивизий, а с учетом саперных «единичек» — даже 518 бронеединиц. Часто советская разведка завышала силы противника. Но в данном случае оценка оказалась близка к реальности.

52

ЦАМО РФ, ф. 221, оп. 1351, д. 200, л. 4.

Подводя итоги дня, штаб фронта констатировал: «Главный удар противник наносил — Кальвария — Алитус — Вильно, вспомогательные: Вилькавишкис — Каунас; Тильзит — Шауляй» [53] .

Можно было бы предположить, что именно на Алитус будут нацелены самые сильные резервы. Однако задачу парирования главного удара противника штаб Кузнецова делегировал Верховному командованию. Если относительно наступления противника на Таураге у Военного совета Северо-Западного фронта сразу созрел план с ударом двумя мехкорпусами по флангам, то прорыв противника в полосе 11-й армии заставил просить помощи у Москвы. В том же донесении от 9.35 22 июня Кузнецов писал:

53

ЦАМО РФ, ф. 221, оп. 1351, д. 200, лл. 4–5.

«Крупные силы танков и моторизованных частей прорываются на Друскеники. 128-я стрелковая дивизия большею частью окружена, точных сведений о ее состоянии нет. Ввиду того что в Ораны стоит 184-я стрелковая дивизия, которая еще не укомплектована нашим составом полностью и является абсолютно ненадежной, 179-я стрелковая дивизия — в Свенцяны также не укомплектована и ненадежна, так же оцениваю 181-ю [стрелковую дивизию] — Гулбенэ, 183-я [стрелковая дивизия] на марше в лагерь Рига, поэтому на своем левом крыле и стыке с Павловым [54] создать группировку для ликвидации прорыва не могу» [55] .

54

Павлов Д. Г. — генерал армии, командующий войсками Западного фронта.

55

СБД № 34.С. 37.

Это «не могу» со стороны выглядит не лучшим образом. Тем не менее следует признать, что своя правда у Кузнецова все же была. Раз на границе оказались вытянутые в нитку на широком фронте дивизии, значит, в распоряжении Верховного командования есть достаточно крупные силы, предназначавшиеся для первой операции. Эти крупные силы в распоряжении Москвы действительно были, но они только еще сосредотачивались на рубеже Западной Двины и Днепра. Немедленно затыкать брешь на стыке Северо-Западного и Западного фронтов было нечем.

^{Подбитый под Алитусом танк БТ-7}

Вечером 22 июня на свет появился и был разослан в округа весьма интересный и знаковый документ, известный ныне как Директива № 3. Она была отправлена из Москвы в 21.15 22 июня. Уже первая строка Директивы имела прямое отношение к тому, что происходило в Прибалтике: «Противник, нанося удары из Сувалкского выступа на Оолита [Алитус. — А. И.]…» То есть информация из штаба Кузнецова была принята к сведению и использована в постановке задач. Соответственно общая задача для войск Красной армии в Прибалтике звучала следующим образом: