Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933-1937 гг.
Шрифт:
В целом новая избирательная система лишала пролетариат даже призрачных, фиктивных его преимуществ, а вместе с тем и ставила под сомнение дальнейшее использование такого основополагающего для марксизма, для ленинизма, для партии понятия, как диктатура пролетариата. Вместе с тем лишались своих традиционных полномочий, права влиять на формирование высшего органа советской власти (да и не только на него) первые секретари крайкомов и обкомов, прежде автоматически обеспечивавшие себе не только депутатство на Съезде советов СССР, но и столь же непременное вхождение в состав его органа, действовавшего между съездами, — ЦИК СССР.
Но и этого казалось мало творцам проекта явно деполитизированной конституции. Слово «социалистический» ими было использовано
«Гражданам СССР обеспечивается право объединения в общественные организации… а наиболее активные и сознательные граждане из рядов рабочего класса и других слоев трудящихся объединяются во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков), являющуюся передовым отрядом трудящихся в их борьбе за укрепление и развитие социалистического строя и представляющую руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных»[18].
Фиксировал предлагаемый на обсуждение пленума проект и иные, столь же принципиально важные изменения. Так, статья 17-я старого Основного закона подчеркивала, что ЦИК СССР «объединяет работу по законодательству и управлению Союза Советских Социалистических Республик и определяет круг деятельности президиума Центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров Союза Советских Социалистических Республик». Новая же конституция предлагала установить четкое разделение власти на две ветви. Статья 32-я ее гласила: «Законодательная власть СССР осуществляется исключительно Верховным Советом СССР», а статья 64-я устанавливала, что «высшим исполнительным органом государственной власти Союза Советских Социалистических Республик является Совет народных комиссаров СССР». Последний, в соответствии со статьей 65-й, был «ответственен перед Верховным Советом СССР и ему подотчетен, а в период между сессиями Верховного Совета — перед президиумом Верховного Совета СССР, которому подотчетен»[19].
Имелось в проекте и еще одно, не менее значимое нововведение. Впервые декларировались независимость судей, подчиненность их только закону и открытость разбирательств во всех судах, а также устанавливалось избрание народных судей (низшей судебной инстанции) «гражданами района на основе всеобщего, прямого и равного избирательного права при тайном голосовании» (статьи 109, 111 и 112)[20].
В прежнем виде осталась лишь такая норма, как непостоянность работы будущего советского парламента. Если прежде сессии ЦИК СССР должны были собираться между съездами не менее трех раз, то есть каждые восемь месяцев, то теперь сессии уже Верховного Совета предполагалось созывать два раза в год.
Но все же самым серьезным являлось то, что все новации перечеркивали не столько суть конституции 1924 г., сколько «Программу Коммунистического Интернационала», принятую на его VI конгрессе 1 сентября 1928 г. в редакции, предложенной программной комиссией под председательством Н.И. Бухарина. Она требовала ото всех без исключения коммунистов безоговорочного принятия следующих положений: ,
«Государство советского типа, являясь высшей формой демократии, а именно пролетарской демократией, резко противостоит буржуазной демократии, представляющей собой замаскированную форму буржуазной диктатуры. Советское государство пролетариата есть его диктатура, его классовое единовластие. В противоположность буржуазной демократии оно открыто признает свой классовый характер, открыто ставит своей задачей подавление эксплуататоров в интересах громаднейшего
Право переизбрания депутатов, право их отзыва, соединение исполнительной и законодательной власти, выборы не по территориальному, а производственному принципу (от фабрик, мастерских и т.д.) — все это обеспечивает рабочему классу и идущим под его гегемонией широким массам трудящихся систематическое, непрерывное и активное участие во всех общественных делах — хозяйственных, общеполитических, военных и культурных — и тем самым проводит резкую разницу между буржуазно-парламентской республикой и советской диктатурой пролетариата…
В области общеполитических прав Советское государство, лишая этих прав врагов народа и эксплуататоров, впервые до конца уничтожает неравенство граждан, основанное при эксплуататорских системах на различии пола, религии, национальности…»[21]
Не просто отбрасывая эти положения, но и открыто ревизуя их, авторы проекта новой конституции непременно должны были помнить, как произошло возвращение в партию ее «блудных сынов» — известных троцкистов К.Б. Радека, И.Т. Смилги, Е.А. Преображенского. Вспомнить содержание письма, написанного от их имени Радеком и опубликованного в «Правде» 13 июля 1929 г.:
«Самый важный вывод, который мы делали из политики ЦК партии, заключался в том, что эта политика неизбежно ведет к скату от диктатуры пролетариата и ленинского пути к термидорианскому перерождению власти и ее политики и к сдаче без боя завоеваний Октябрьской революции. Самое важное обвинение, которое мы предъявляли руководству партии, заключалось в том, что это руководство, хотя и против своей воли, способствует такому скату, не борется с элементами перерождения в партии и с ее правыми элементами и в наиболее острый момент экономического кризиса (в мире — Ю.Ж.) будет искать выхода на путях правой политики, на путях уступки кулаку, отказа от монополии внешней торговли и капитуляции перед мировым капитализмом»[22].
Нет, тогда сталинская группа отказалась от правой политики, не пошла на уступки кулаку, сохранила в неприкосновенности государственную монополию на внешнюю торговлю. Но теперь уже не только троцкисты, сторонники Зиновьева, даже правые, вообще все участники пленума с полным на то основанием могли расценить предложенный им для одобрения проект новой конституции как неоспоримое доказательство состоявшегося термидорианского перерождения власти, вернее — сталинской группы, ее капитуляции перед мировым капитализмом, пусть даже и в такой форме, как чисто юридический документ.
Потому-то Сталину и пришлось построить свой доклад так, чтобы полностью обезопасить себя и своих соратников от обвинений в ревизионизме и оппортунизме, сосредоточиться на обосновании тех коренных перемен, которые произошли в стране с 1924 г. в области экономики, классовой структуры, взаимоотношений народов СССР.
Однако начал Сталин с иного. С цитирования без каких-либо купюр всех без исключения документов, послуживших основанием для подготовки проекта новой конституции. Зачитал решения и пленума ЦК от 1 февраля 1925 г., и VII съезда Советов СССР от 6 февраля, и сессии ЦИК от 7 февраля. И далеко не случайно, только для того, чтобы все сидевшие в зале осознали — они полностью разделяют с ним всю ответственность, — заключил следующим образом: «Таковы формальные основания и директива, на базе которых Конституционная комиссия ЦИК СССР приступила к своей работе». После таких слов участники пленума могли обсуждать не то, что им было представлено, а лишь то, как было выполнено именно их поручение. Лишь затем Сталин остановился на том, что, по его мнению, и предопределило необходимость новой конституции: