Шрифт:
Встав перед зеркалом и в очередной раз поправив воротник рубашки, думаю, что не стоило поддаваться на уговоры матери. Эсми может бесконечно говорить мне о том, как ей хочется внуков, но это не значит, что я должен выступать в роли племенного бычка. А именно рогатым скотом я себя и чувствую – словно молодой самец, которого тащат в вольер к самке. Тут совершенно нечем гордиться.
Еще мама может упрекать меня в неумении найти себе кого-то более-менее постоянного. Может указывать на то, что дала мне достаточно времени и шансов самостоятельно устроить личную жизнь, и на моем месте до тридцати одного года с этим справился бы любой. Но на моем месте не любой, а я.
Ее дедушка сделал предложение бабушке, когда им было по семнадцать. Родители обвенчались в двадцать два, а все мои тетушки и дядюшки успели оформить отношения в возрасте от двадцати до двадцати трех. Поэтому нет ничего удивительного в том, что я кажусь собственной матери немного странным. Хуже того, она твердо уверена, что мне нужна помощь. Едва в прошлые выходные я успел задуть тридцать одну белую свечку на гигантском кремовом чудовище, как Эсми решила, что настала пора ей выйти из тени и от мягких уговоров и постоянного зуда перейти к активным действиям. Семь дней назад моя мама объявила сезон охоты на невест открытым.
Для приличия я попытался возражать. Сказал, что взрослый, что сам справлюсь, что мы живем во времена, когда браки устраивают не родители, а муж с женой впервые встречаются задолго до свадьбы. Но моя мама не из тех женщин, кто умеет и любит отступать. Если Эсми берется за очередной проект, будь то освоение яхты или загон под венец любимого сына, она доводит дело до конца. Разумеется, мнения яхты и сына при этом не учитываются.
– Как, по-твоему, не слишком официально? – бросив прощальный взгляд в зеркало, поворачиваюсь к заглянувшей в комнату Эсми.
Пару минут она молча меня разглядывает, так, словно не верит, что я мог облачиться в нечто подобное. А еще так, будто удивляется, почему у ее отпрыска так мало мозгов в голове.
– Милый, ты надел смокинг? – Эсми поднимает на меня полный материнского сострадания взгляд. – Ты ведь ничего не перепутал?
– Нет, ма, – провожу я в растерянности ладонью по рукаву. Между прочим, отличная ткань. Два года назад мне пришлось выложить за комплект кругленькую сумму. При этом одевал я смокинг всего пару раз — на официальные мероприятия, которые вынужден был посещать в интересах фирмы, и в тот не лучший день, когда Виктория затащила меня в театр. Меня не переставал тревожить тот факт, что несколько тысяч долларов висят в шкафу и все, на что они годятся – стать ленчем для моли. Мне показалось, что надеть смокинг на свидание будет уместно. Таким образом, я не только смогу оправдать безумную трату денег, но и сниму с себя обязанность в ближайшее время надевать этот образчик пыточного искусства – трех раз за три года будет достаточно. У меня были основания гордиться собой и собственной находчивостью. Однако пристальный взгляд Эсми говорит, что что-то я делаю не так, и я с сомнением спрашиваю:
– Я не то выбрал? Это не подойдет?
– Ты, как и твой отец, слишком старомоден, – Эсми вздыхает и грустно улыбается. – Никто не надевает смокинг на простое свидание.
– Почему, ма? Когда Виктория пригласила меня в театр…
– Вы же просто давние друзья и ей не с кем было пойти. Это даже свиданием нельзя назвать. Разве не ты мне говорил, что ее интересовала только постановка?
– Да, но в остальном это было весьма похоже на свидание. После представления мы долго гуляли по городу, держались за руки, я купил Виктории цветы
– Однако больше она тебя не приглашала.
Мне приходится опустить глаза и признать истину. После того, как на глазах изумленных прохожих я букетом длинных роз стал отгонять появившуюся неизвестно откуда осу от испуганной Виктории, она больше мне не звонила. Лишь прислала короткую записку с благодарностью за чудесный вечер, но что-то подсказывает мне, настоящей благодарности в ее словах было столько же, сколько изящества в моих фехтовальных упражнениях с цветами.
– Тогда я не знаю, что мне выбрать. Я ведь не могу придти в джинсах и футболке в тот снобистский ресторан, что ты выбрала.
– О, дорогой, он вовсе не снобистский. Просто в этом ресторане публика приличнее, чем в Макдональдсах.
– Зато там я бы не чувствовал себя полным идиотом, – беру я осторожно Эсми за руку. То, что я намерен сказать, ей не понравится, но промолчать не могу. – Мам, тебе не кажется, что я достаточно взрослый для того, чтобы самому решать в какой одежде, в каком ресторане и с какой девушкой ужинать? Ты не должна делать этот выбор за меня.
– Эдвард Энтони, – голос матери звучит строго, но в нем отчетливо проскальзывают веселые нотки. Эсми не злится, как я ожидал, она до сих пор считает меня маленьким упрямым мальчиком, – у тебя было пятнадцать лет на то, что другие делают за пять месяцев. А все, чего ты смог добиться, это привести в наш дом сидящую на транквилизаторах анорексичку.
– Ма, когда я привел Таню, она не принимала таблеток. Их ей выписал врач после того, как все это случилось.
Эсми фыркает. Природа наградила ее отличным аппетитом, который никак не влияет на фигуру. Эсми любит сладкое, поэтому в нашем доме всегда подают к столу десяток разнообразных десертов: пирожные, торты, рулеты, вафли, капкейки и булочки. Благодаря матери мне довелось попробовать экзотические русские блины и мексиканскую тортилью со сладким кремом. И не удивительно, что всего после двух месяцев знакомства Таня набрала двадцать фунтов. После чего она, собственно, впала в депрессию и принялась изводить себя диетами. Так и закончилось наше знакомство не на пороге церкви, а у дверей клиники для людей с расстройствами психики.
– Что криминального в том, чтобы наслаждаться пирожными? Тем более Эмили творит своими золотыми руками настоящие шедевры.
– Ее блюда преступно хороши, их нужно законодательно запретить.
– Эта Таня была ужасно тощая, ее непременно нужно было откормить. У женщины должна быть грудь и попка, за которые мужчина мог бы с удовольствием подержаться.
Я смущенно отворачиваюсь и бормочу:
– Ма, прекрати…
– Не понимаю, почему ты каждый раз так себя ведешь. Зачем делать вид, что мы – это лишь души, фантомные сущности, у которых нет тела? Ты напоминаешь мне отца – слишком романтичен и щепетилен. Но если во времена нашей молодости скромность у мужчины считалась достоинством, то сейчас это большой недостаток, и женщины предпочитают напористых мальчиков.
– Что плохого в том, чтобы быть джентльменом? Я ведь не закон нарушаю.
Эсми смотрит на меня так же, как и когда увидела в смокинге – со смесью сочувствия и непонимания. Словно хочет показать, что я немного не в себе и не понимаю очевидных истин.
– Просто ты должен понять, что женщина – не абстрактный образ прекрасной дамы, сидящей в какой-нибудь башне из мрамора и ждущий принца на белом коне. Принцесса – это женщина, живой человек, и пока принц в пути, она развлекается с грубым неотесанным конюхом.